Кеннет Грэм - Ветер в ивах

Барсук распахнул одну из них, и друзья оказались в просторной кухне, залитой теплом и светом живого огня.

Пол был выложен красным стёртым кирпичом, по бокам широкого камина к надёжно вделанным в стену брусьям вдали от сквозняка были привинчены уютные сиденья. Пара повёрнутых друг к другу скамей с высокими спинками и подлокотниками предоставляла дополнительные возможности для приятного общения. В центре стоял стол из гладкоструганых досок на козлах, по обе стороны стола – лавки. У торца стола стояло отодвинутое кресло, на столе были остатки простого, но обильного ужина. Из шкафа в дальнем углу подмигивали ряды чистейше намытых тарелок, над головой на крючьях висели окорока, сушёные травы, связки лука и корзины яиц. Это было место, где герои могли отпраздновать победу над врагом, усталые работники, рассевшись по лавкам, отметить весельем и песнями праздник урожая, а двое-трое неприхотливых друзей вдоволь посидеть, поесть, покурить в покое и довольстве. Красный кирпичный пол улыбался закопчённому потолку, вытертые до блеска дубовые скамьи обменивались ободряющими взглядами, тарелки в шкафу ухмылялись горшкам на полке, весёлые отблески огня играли и вспыхивали везде, не отдавая никому предпочтения.

Барсук заботливо усадил их ближе к огню, чтобы они хорошенько прогрелись, упросил снять мокрую одежду, дал шлёпанцы и халаты, а Кроту обмыл и собственноручно заклеил ногу пластырем, так что получилось не хуже, чем до пореза, а может, ещё и лучше. В обволакивающем тепле и ярком свете, с вытянутыми к камину ногами, обсохшим и отогревшимся зверькам представилось, что они добрались до тихой гавани. Дикая Чаща осталась далеко позади, и под заманчивое звяканье мисок всё, что они испытали, представилось полузабытым сном.

Барсук тем временем деловито организовывал трапезу и, когда они окончательно согрелись, позвал ужинать. Они и раньше чувствовали голод, но при виде специально накрытого для них стола им осталось лишь выбирать, на что накинуться в первую очередь, и думать, подождёт ли всё остальное, пока они смогут уделить ему должное внимание. Беседа прекратилась надолго, а когда возобновилась, то это была уже не беседа, а малопонятный разговор с набитым ртом. Барсук не осуждал их за это, как не осуждал привычки держать локти на столе или говорить всем одновременно. Поскольку он не любил общества, он вообще считал, что это не имеет значения. (Мы-то, конечно, знаем, что он был не прав и многого недооценивал, потому что это имеет значение, и очень большое; но переубедить его было бы не так легко.) Сидя во главе стола, он рассудительно кивал, а зверьки рассказывали ему свою историю. Казалось, он не был ни удивлён, ни потрясён и ни разу не вставил: «Я же вас предупреждал» или «Я говорил вам об этом».

Крот проникался к нему всё большей симпатией. Когда ужин был кончен и каждый из зверьков наконец ощутил, что досыта наелся, никакие опасности не грозят и беспокоиться больше не о чем, они придвинулись к догорающим углям и стали думать, как хорошо после всех приключений сидеть в такой поздний час здесь. Поговорив о том и о сём, Барсук наконец сказал:

– Так что же! Расскажите, что делается в ваших краях. Как поживает старина Жаб?

– О, хуже некуда, – серьёзно ответил Крыс.

Крот, устроившись в кресле и блаженствуя у огня с задранными кверху пятками, попытался изобразить озабоченность.

– На этой неделе снова попал в аварию, причём серьёзную, – продолжал Крыс. – Видишь ли, он, хотя абсолютно не способен, обязательно хочет водить сам. Если бы он нанял достойного, спокойного, хорошо выученного зверька, платил бы ему должные деньги и во всём положился бы на него, всё было бы в порядке. Но нет: он убеждён, что создан для вождения, и никто не в состоянии его вразумить. Остальное следует автоматически.

– Сколько их у него было? – мрачно вопросил Барсук.

– Аварий или машин? – уточнил Крыс. – Впрочем, для него это одно и то же. Жаб есть Жаб. Это седьмая. Что же до прочего – знаешь его каретный сарай? Так вот, он набит – буквально по самую крышу набит! – обломками автомобилей, каждый размером не больше твоей шляпы! За счёт тех шести, которые приходится брать в расчёт.

– В больнице был трижды, – вставил Крот, – а сколько штрафов переплатил, страшно даже подумать.