Элинор Портер: Поллианна

– Да, – только и сказал он, боясь преступить тонкую грань между сочувствием и любопытством. Однако в следующее мгновение он понял, что все эти уловки это ни к чему. Доктор был слишком озабочен целью своего визита, чтобы обращать внимание на подобные пустяки.

– Пендлтон, я должен увидеть Поллианну. Мне необходимо её осмотреть. Я просто обязан это сделать.

– И что же мешает?

– Что же мешает! Как будто вы не знаете, что вот уже пятнадцать лет как путь в дом Мисс Хэррингтон мне заказан! Я скажу вам больше: во время нашего последнего разговора она заявила, что если только она ещё когда-нибудь пригласит меня в свой дом, то я могу считать, что она приносит мне свои извинения и всё будет как раньше, то есть, она согласна стать моей женой! Вам, может быть, кажется, что она меня пригласила? Лично мне нет!

– А разве нельзя без приглашения?

Доктор нахмурился.

– Сомневаюсь. Ведь есть же гордость…

– Но если это так необходимо, вы можете наплевать на свою гордость и забыть ссору…

– Забыть ссору! – горячо перебил доктор. – Пендлтон, при чём здесь это? Я не о личной своей гордости говорю. Что касается этого, то я готов хоть на коленях ползти до самого её дома. Ну, или вниз головой шагать, если это поможет. Я говорю о профессиональной гордости. Я ведь должен буду прийти как врач к пациенту. Не могу же я просто явиться и сказать: здрасьте, я ваша тётя!

– Чилтон, из-за чего вы поссорились?

Доктор раздражённо махнул рукой и встал.

– Из-за чего?! Да какая разница, если это в прошлом? – проворчал он, сердито меря шагами комнату. – То ли луна ей показалась мелка, то ли мне – река чересчур глубока! Короче, ничто по сравнению с теми годами одиночества, которые за этим последовали. Ссора здесь ни при чём. Ссору я хоть сейчас готов забыть. Но, Пендлтон, я должен осмотреть Поллианну. Это вопрос жизни и смерти. Я на полном серьёзе считаю, что эта девочка снова сможет ходить. Девять шансов из десяти, Пендлтон!

Слова эти были сказаны громко и отчётливо; к тому же, произнося их, доктор Чилтон как раз почти вплотную подошёл к открытому окну, возле которого сидел на стуле его собеседник. Поэтому нет ничего удивительного в том, что они тотчас же достигли ушей маленького мальчика, который по чистой случайности оказался в этот момент под окном.

В то ясное весеннее утро Джимми Бин был занят прополкой первых сорняков на цветочных клумбах. Однако услышав слова доктора, он буквально застыл на месте!

– Ходить! Поллианна! – воскликнул тем временем Джон Пендлтон. – Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что, судя по записям, которые мне удалось достать, её случай очень похож на тот, с которым совсем недавно пришлось иметь дело одному моему университетскому товарищу. Должен сказать, что его пациент уже встал на ноги. Мой друг уже много лет специализируется на подобных случаях, а я регулярно с ним переписываюсь и, стало быть, тоже кое-что в этом понимаю. И то, что мне удалось узнать… Но мне необходимо её осмотреть!

Джон Пендлтон выпрямился на стуле.

– Да вы просто обязаны это сделать! Может быть, как-нибудь через доктора Уоррена?

Доктор Чилтон покачал головой.

– Боюсь, что это невозможно. Правда, к его чести следует сказать, что он, по его собственным словам, предлагал пригласить меня на консилиум. Но, разумеется, Мисс Хэррингтон сказала своё «нет» так решительно, что в дальнейшем он ничего подобного предпринимать не осмеливался, хотя и знал, конечно, как важно для меня осмотреть этого ребёнка. А тут ещё и несколько наиболее именитых его пациентов стали у меня лечиться, что окончательно связало мне руки… Но Пендлтон, я должен обследовать Поллианну! Сами подумайте, как изменится её жизнь, если я это сделаю!

– Мне страшно подумать, как она изменится, если вы этого не сделаете! – ответил Мистер Пендлтон.

– Но как же я могу – без формального приглашения от Мисс Полли? Ведь его-то мне в жизни не получить!

– Надо её заставить!

– Как?

– Не знаю.

– И никто не знает! Она слишком обижена и слишком горда. Она ведь помнит то, что сказала мне много лет назад, и не желает унижаться! Но стоит мне подумать о ребёнке, обречённом на пожизненные страдания, и о том, что, быть может, в моих руках находится шанс на его спасение, и всему мешает лишь вся эта идиотская чепуха, которую мы гордо именуем профессиональной гордостью и этикетом, как я…

Не договорив, он засунул руки глубоко в карманы, отвернулся и снова принялся с мрачным видом шагать из угла в угол.