Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 9

Но так как сиживал он возле моста лишь по праздникам, то решил принять меры, чтобы и без него никто не смел переезжать речку бродом. И вот какое лихое дело измыслил купчина. Приказал он своим работникам утыкать всё дно и справа и слева от моста острыми обломками кос и серпов.

Сколько лошадей перепортили из-за него мужики!…

Один раз народом сбросили его с моста в Клязьму. Он выплыл.

Пьяный бахвалился Чернобай:

- Мне княжеской дворецкой - кум. Он у меня дитя крестил… У меня многие сыны боярские в долгу. А платить им нечем. Охо-хо-хо! Да и сам великий князь Андрей свет Ярославич знает меня, худого! Ну, а не поладим мы с князем, то я не гордец: подамся в Новгород Великий. И там меня, убогого, знают. Меня и там в купцы запишут.

…К мосту через Клязьму близился высокий, могучий всадник на статном вороном коне с жёлтыми подпалинами. Он был в красном шёлковом плаще с золотыми разводами, без головного убора, в сафьяновых зелёных сапогах с загнутыми носками.

Весь его облик был исполнен высокой, резкой и мужественной красоты. Волнистые светлые, золотого отлива волосы откинуты назад. Глаза большие, грозно-голубые, с длинными чёрными ресницами. По виду он только что вступил в пору первого мужества. Небольшая русая бородка опушала его подбородок. Щёки сквозь загар пылали алым румянцем…

Изредка всадник привставал на стременах и бросал взгляд назад: далеко отстав, за ним мчалась его свита - несколько конников в сверкающих на солнце кольчугах и шлемах и несколько человек в богатых плащах.

Город всё близился, раздвигался, крупнел. На своём высоком, крутояром берегу столица Северной Руси похожа была издали на огромный белый и золотой мыс, испещрённый синими, алыми и лазоревыми пятнами.

Белой и золотой была широкая и возвышенная часть мыса, а идущий книзу его угол был тёмным и почти совсем лишён белых и золотых пятен.

Белое - это башни и стены кремля, храмов, монастырей. Золотое - кресты и купола церквей и обитые золочёной медью гребенчатые кровли княжеских палат и боярских теремов. Эта часть Владимира называлась Верхний город, Гора, Кремль.

Тёмным же углом исполинского мыса виднелся издали совсем не ограждённый стенами городской посад. Здесь обитали ремесленники, владимирские огородники да пригородные смерды монастырских и боярских земель.

Теперь могучий всадник вместе со своим конём казался против города не больше макового зёрнышка…

Вот на той стороне, у подошвы крутого откоса, на зелёной кайме приречья хорошо стали различимы сизые большие, словно кованые, кочаны капусты, гогочущие раскормленные гуси и даже яркие разводы и узоры на платках и сарафанах женщин, работающих на огороде.

Через Клязьму слышны стали звонкие, окающие и, словно бы где-то в лесу, перекликавшиеся голоса огородниц.

Вот и мост. Витязь попридержал коня. С седла ему стало видно, что мост худой: конь может оступиться. Всадник нахмурил брови и покачал головой. Потом спешился и взял коня под уздцы.

Мостовой затвор был опущен и преграждал въезд. Витязь остановился в недоумении: ведь вот как будто только что сидел тут похожий на воробышка малец, сидел на этой самой перекладине, и вдруг как ветром его сдуло!

А между тем внизу, под ветлою, происходило вот что. Когда Гринька завидел всадника, то сразу понял, что это едет кто-то из знатных. А потом и признал его. Да и как было не признать, когда столько раз, бывало, глазел мальчуган на этого человека в его частые приезды во Владимир, жадно смотрел вместе с другими ребятишками, уцепись где-либо за конёк крыши или с дерева. Стремглав ринулся Гринька с моста под берег, прямо к хозяину, дремавшему над своими удочками. С разбегу малец чуть не сшиб купца в воду.

- Дяденька Акиндин!… Отворяй мост скорее! - задыхаясь, выкрикнул он.

Купчина вздрогнул и открыл глаза.

- Ты что, Гришка?! - вскричал он. - Ох ты, леший проклятый! Ты мне всю рыбу распугал, весь клёв испортил!…

Акиндин Чернобай грузно привстал, ухватись за плечо мальчугана, да ему же, бедняге, и сунул кулаком в лицо. Гринька дёрнул головою, всхлипнул и облился кровью. Кричать он не закричал: он знал, что за это ещё хуже будет. У него даже хватило соображения отодвинуться от хозяина, чтобы как-нибудь не окапать кровью, текущей из носа, белую чесучовую рубаху Акиндина. Гринька, пошатываясь, подошёл к воде и склонился над ней. Вода возле берега побурела от крови.