Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 9

Вот он сидит на мостовом затворе, заграждающем мост, болтает босыми ногами и подставляет солнышку то одно, то другое плечо. Время от времени встаёт на жердину и всматривается в даль просёлочной дороги.

- Дяденька Акиядин, возы хочут через мост проезжать! - кричит он куда-то вниз, в тень большой, раскидистой ветлы возле самого моста.

Грубый, ленивый голос отзывается ему из-под берега:

- Чего орёшь?! Рыбу хочешь распугать?… Не первый день сидишь у меня на мосту, сам должен знать: бери с проезжих мостовое - вот и всё твоё дело. А отдадут куны, - подымай жердину, и пускай проезжают…

Мальчик подбегает к остановившимся возам. Хозяева возов платят ему за проезд. Вместо денег идёт беличья шкурка с головкой и коготками - мо-рдка. Хозяин моста строго-настрого запретил Гриньке - так зовут мальчика - принимать старые, истрепавшиеся шкурки, а требует, чтобы платили совсем новыми.

- Отдали! - кричит Гринька хозяину. Акпндин Чернобай - богатый купчина, ростовщик и содержатель моста через Клязьму, жирный, сырой мужчина средних лет, тёмный с лица, с заплывшими глазками, - сидя в холодке под ветлою, лениво поднимает правую руку и тянет снизу за верёвку. Верёвка эта болтается над его плечом. Мостовой затвор там, наверху, медленно подымается, как колодезный журавель, и возы проезжают через мост. Но Чернобай даже и глазом не ведёт. Он попрежнему неотрывно глядит на воду: влажный песок берега возле мостовщика весь утыкан удилищами, и Чернобаю надо следить за поплавками: не клюёт ли?…

Гринька мчится и передаёт своему злому хозяину проездное.

Сегодня воскресенье, и только потому купец и сидит сам возле моста: Акиндин Чернобай решил потешиться рыбной ловлей. А так вовсе не от мостовых сборов богатеет купчина!

Ещё покойный князь Ярослав Всеволодич, отец и великого князя владимирского Андрея и Александра Невского, что княжит в Новгороде, обогатил Чернобая. Старый князь запродал купцу и весь хмель в окрестных лесах, и ловы бобровые, да в придачу ещё и мостовой сбор на Клязьме. А без хмеля как жить крестьянину? Ведь и тесто не взойдёт, если горстку хмеля не кинет хозяйка в квашонку! И вот, когда приходило время крестьянам драть хмель в лесах, то пойди сперва поклонись купцу Чернобаю да заплати ему куны, а то приказчики его и в хмельники тебя не пустят. А давно ли ещё хмель весь был общественный!

Худо стало и охотнику-зверолову.

Уж не знают мужики, куда и податься от такого житья. Многие стали в дальние северные леса уходить: там, в глухих дебрях лесных, и татарские баскаки да и княжеские приказчики - тиуны - долго ещё не отыщут!

А то ведь и княжеские поборы одолели, и на татарина дань князья требуют, и церковную десятину подай, а тут ещё Чернобаю плати!

Были и другие недобрые доходы у купца Чернобая: он отдавал свои куны в долг обедневшим людям. А после, как придёт срок платить, в три раза больше сдирал с должника. А коли не уплатишь, то забирал к себе в холопы: отрабатывай!…

По воскресеньям сам любил Акиндин Чернобай получать мостовое. Большая кожаная сумка с медной застёжкой и сейчас висела у него на боку.

Иной раз проезжающий отстранял Гриньку - не хотел платить. Тут, заслышав такое, словно жирный, чёрный паук-мизгирь, почуявший муху в своей паутине, выбегал из-под моста Чернобай.

И тогда - горе жертве!

Простые владимирские горожане и окрестные пахари - смерды, везущие во Владимир хлеб и овощи на продажу или что другое, те и не пытались спорить с купцом-мостовщиком. Они боялись его. «Змий, чисто змий!» - горестно говорили они о Чернобае.

Безмолвно, с тяжёлым вздохом отдавали они ему за проезд из любого товара, отдавали с лихвой. А проехав мост и не вдруг-то надев шапчонку, нет-нет, да и оглядывались и принимались хлестать кнутом изребрившиеся, тёмные от пота бока своих лошадей.

Того, кто пытался миновать мост и незаконно проехать бродом, Чернобай останавливал и возвращал. С багровым, потным лицом, поклёванным оспой, вразвалку приближался он к возу бедняги и, опершись о грядку телеги, кричал тонким, нечистым, словно у молодого петуха, голоском:

- Что, провинился, дружок?… Теперь плати, тряси кошель!

Если крестьянин упирался, то Акиндин Чернобай тащил его с воза. Да ещё и кулаком ударит в лицо…