Николай Богданов: Партия свободных ребят

Кулацкие ребята его дразнили Гарась - дохлый карась, потому что он от недокорма был всегда тощ и вяловат. Двигался едва-едва, как опоенный конь, загребая ногами, за что и получал постоянные оплеухи. У него от затрещин уши болели и в голове был постоянный шум.

- Забьет, заколотит Никишка батрачонка-то, - жалостливо вздыхали соседки.

И только. А помочь ничем не могли.

И теперь Гараська пожаловался бедняцким ребятам только так, на всякий случай. Потому бедняки батракам - родня. И услышал в ответ непонятные слова:

- Ладно, не трусь, вынесем постановление, будет тебе облегчение. Так и скажи своему хозяину, что есть такое партийное решение - тебя больше не трогать. Понятно?

Гараська, конечно, хозяину об этом сказать постеснялся и в тот же день получил еще пару затрещин: не так быстро пошел да не так скоро что-то сделал.

И вдруг наутро Никифор Салин получил бумажку, врученную курьером сельсовета Тимошкой-тук-тук, который разносил повестки и стучал по окнам, созывая на собрания.

Надел кулак очки в медной оправе, воздел нос повыше к свету и прочел:

"На основании состоявшегося решения отныне запрещается вам рукоприкладываться к личности вашего служащего батрака Герасима Карасева. За неисполнение сего - штраф.

Председатель ПСР

Секретарь".

Подписи, как всегда под бумажками, были неразборчивыми, но Никифор разобрал приписку:

"За каждую Гараськину шишку будет у твоих двояшек по дзе с лишком".

Двойняшки Яшка и Сашка у Никифора были младшенькие. Кулак их до того любил-обожал, что даже в будни наряжал во все новое и так кормил, что у них щеки чуть не лопались.

Почесал Никифор затылок, посмеялся. Думал, и впрямь важная бумажка налог там какой или гужевая повинность, а тут простая зубоскалка.

Подозвал Гараську и ни с того ни с сего так щелкнул его по затылку, что у мальчишки на макушке вскочил среди стриженых волос ежик.

А на другой день прибежали с ревом его двояшки, и у каждого на маковке по два ежика!

- Это вы откуда достали?

- В лесу это, тятька, - пожаловались ребята, а уж как они добыли эти украшения, так и не сказали, сколько отец ни допытывал.

На следующий день, не меняя привычки, Никифор трахнул Гараську по щеке так, что припухла.

И тут же к вечеру у его двояшек обе щеки раздулись!

Ручьями слезы мальчишки лили, а по какой такой причине и отчего на них отразились побои, нанесенные их отцом Гараське, так ведь и не признались.

"Тут дело нечисто", - встревожился кулак, и опыты прекратил. Иной раз замахнется сгоряча, хочет по привычке дать затрещину батрачонку, да сам себя за руку удержит. Своих детей жалко.

- Ф-фу ты, чертовщина какая... Ни тебе воли, ни тебе удовольствия... Что это за ПСР такая? Были когда-то эсеры, да, видать, не то... та партия за богатых мужиков стояла, а эта за батрачонка моим ребятам шишки бьет!

Долго чесал в загривке кулак и решил - лучше не связываться.

- Ну ты, Дохлый карась! - крикнул он во все горло на Гараську. - Ты мне больше под руку не попадайся!

Рук я об тебя марать не могу! Себе дороже. Понял?

И с тех пор Гараське стало чуть-чуть легче. Голова перестала болеть, и в ушах меньше шумело. А то беда была, спать не мог.

И его дружки-жалельщики Сережка и Степан, встречая его, радостно улыбались:

- Ничего, Гарась, ничего. Лучше заживем. Дай срок!

КОМУ МЕДКУ, КОМУ ДЕГОТЬКУ

Вскоре многие познакомились с новой партией.

Сидел как-то Иван Кочетков в сельсовете, толковали они с Тимофеем, как им объединить бедноту, и вдруг приходит с жалобой поп Акакий.

- Як вам, власть предержащие. Извольте почитать, чья прокламация? - И предъявляет написанный на какойто картонке плакат:

РЕЛИГИЯ - ДУРМАН ДЛЯ НАРОДА.

НЕ ЖАЛЕЙ, РЕБЯТА, ПОПОВСКОГО САДА И ОГОРОДА!

- Гм, - сказал, покрутив усы, Тимофей, - лозунг правильный, а вывод странный.

- Более чем странный, - взвизгнул поп, - морковь повыдергана, вишни оборваны!

- Ребячье баловство, - пожал плечами Тимофей.

- Какое же баловство, самая настоящая экспроприация! С угрозами. Вот, полюбуйтесь, какое я требование накануне получил. - И поп Акакий предъявил бумажку, на которой печатными буквами было написано:

ПОЖАДНИЧАЛ ДЛЯ БОЛЬНОЙ МЕДА - ПЕНЯЙ НА СЕБЯ.

ДОЛГОГРИВАЯ ПОРОДА!

- Гм, - смутился Тимофей и еще покрутил усы, - весьма невежливо... конечно. А кому это вы, батюшка, не дали медку?

- Старушке одной, хворой Агафье, вы ее знаете, - ответил поп, - была когда-то у меня в услужении. Чего ее медом раскармливать? Все равно не нынче-завтра преставится... Сами понимаете - не в коня корм...