Николай Богданов - Партия свободных ребят

Любовалась Маша, любовалась учительница Анна Ивановна вместе со своим другом Адрианом, умевшим хорошо трубить в горн.

А после праздника первой борозды они уехали. Куда?

Не сказали. Наверное, туда, где их родина Бессарабия стонет под сапогом румынских бояр. Так объяснил Иван Кочетков своей Маше.

- Это жених ее, я сразу догадалась, - сказала Маша.

- Я тоже, - сказал Иван. - Как она на него взглянет, так вся и озарится, словно солнце взошло.

- Любят друг друга, - радостно сказала Маша, - вот как мы с тобой!

- А может быть, и покрепче, - сказал Иван.

Маша задумалась. Посмотрела в небо, на караваны гусей, летящих с юга на север, и сказала:

- Мы с тобой счастливей. У нас свое гнездо есть, а они, как перелетные птицы... Так мне их, Ваня, жалко.

Вот взяла бы я их прямо под крыло... Живите, мол, с нами, хорошие вы мои. Будьте счастливы!

- Ну, что ты, - сказал Иван, - не будет им жизни, счастья, пока родина их не свободна...

- И ничем нельзя им помочь, Ваня? И никогда мы их не увидим больше?

- Настанет час - поможем, - сказал Кочетков, - придет время - и увидимся!

- Так мне тревожно, Ваня, за них. Мы вот у себя дома, пашем, сеем, вокруг вольная волюшка, а ведь их там могут и в кандалы взять и в тюрьмы засадить... И едут они на такие страхи сами, по своей воле. Что это за люди такие?

- Революционеры, - сказал Иван, - коммунисты.

- И ты с ними в одной партии. Гордишься ты этим, Ваня?

- Горжусь, - сказал Иван.

Провожали Анну Ивановну и Адриана не только всем отрядом - всем селом.

Трудно было расставаться. И хотя пообещала Анна Ивановна прислать взамен себя новую учительницу - нового вожатого, ребята были безутешны. Ведь второй такой не сыщешь! Так она им полюбилась. Вот прямо снялись бы всей стайкдй с берега да за ней полетели.

Уж на что Сережка ослабел от потери крови - две пули из кулацкого обреза пронзили его грудь навылет, - и тот улыбнулся, когда Анна Ивановна, усевшись в лодку, положила его голову к себе на колени. С ней не пропадешь. Они вместе поехали. Сережка - в больницу, вожатая - на станцию в город.

- Ничего, Сережа, ты крепкий. Поправишься, - сказала она. - Вот Адриан три раза ранен был, а жив, готов к борьбе и в горн трубить еще может отлично!

- Я тоже научусь, - прошептал Сережка.

Лодка отошла от берега под прощальные крики, ветер туго надул парус, и волны заплескались за бортами.

На другой лодке в тот же день увозили на суд кулаков и бандитов. Провожали их вооруженные комбедчики.

Кормчим сидел кузнец Агей. Мужик надежный.

Силантий Алдохин плыл с опущенной головой, даже не взглянув на плачущих родственников. А Никифор Салин озирался вокруг хитровато, по-лисьему. Он еще надеялся вернуться.

Но напрасно. Раскрылись его дела. Метелкинские пионеры, в который раз обегающие берега в поисках Гараськи, нашли его. Первыми увидели городские ребята Павлик Генерозов и Петя Цыганов. Они никак не хотели уезжать отсюда, у Пети жила надежда, что батрачонок найдется. Душа горела, хотелось увидеть его еще раз и сказать, что обещание свое он выполнил. Эстафету в муаровом галстуке доставил.

Встреча состоялась. Печальная встреча.

Нем был Гараська.

Бережно выкатила вода его тело на отмель, ниже по течению, километрах в трех от Метелкина. Лежал он как живой. Словно заснул.

Люди боятся покойников, утопленников. А метелкинские ребята, завидев товарища, бросились к нему, как к живому. Им хотелось спросить его - как погиб? Нечаянно или погублен злодейски?

Не мог ответить Гараська. Но все же ответ нашелся.

- Мой ножик! - воскликнул Петя Цыганов, увидев, как из-за голенища Гараськиного сапога выскользнул нож.

Петя побледнел. Ему стало даже как-то страшно, что Гараська и после смерти сдержал уговор, отдал ножик другу, честно доставившему его срочное донесение.

- Может, там еще что есть за голенищем?

Посмотрели ребята и обнаружили щепку. Обыкновенную, сосновую. Да картинку-то на ней увидели необыкновенную. Разглядели вырезанную острым ножом могилу и завещание Гараськи.

Заговорил его голосом волшебный кусочек дерева и сказал всю правду о барском богатстве и о кулацком злодействе.

Приговор народа Силантию Алдохину и Никифору Салину был произнесен и исполнен.

Исполняя последнюю волю сироты, решили похоронить его в одной могиле с матерью, на сельском кладбище, на холме с кудрявыми липами.

На кладбище в тот день копали две могилы - из одной вынули тяжеленный дубовый гроб, набитый барским золотом и серебром, в другую могилу опустили легкий гроб погубленного кулаками батрачонка.