Автор неизвестен Европейская старинная литература - Песни Матушки Гусыни

Отец мой умер год назад,
Оставил мне богатство:
Один башмак, два костыля,
Огарок из аббатства,
Безносый чайник заварной,
Продавленную кружку,
Кровать хромую, а на ней
Тюфяк, набитый стружкой.

There was an old woman
And nothing she had,
And so this old woman
Was said to be mad.
She’d nothing to eat,
She’d nothing to wear,
She’d nothing to lose,
She’d nothing to fear,
She’d nothing to ask,
And nothing to give,
And when she did die
She’d nothing to leave.

У одной несчастной старухи
Все добро было — кукиш в суме.
Вот о ней и ходили слухи,
Что она не в своем уме.
Поесть ей нечего было,
Нечего было носить,
Отдать ей нечего было,
Нечего было просить,
Нечего было бояться,
Нечего было терять,
И не с чем было расстаться,
Когда пришлось умирать.

If you are not
Handsome at twenty,
Not strong at thirty,
Not rich at forty,
Not wise at fifty,
You never will be.

Если не выпало вам родиться,
Так чтоб красивым быть в двадцать,
Сильным — в тридцать,
Богатым — в сорок,
Умным — в пятьдесят,
То эти напасти,
Даже отчасти,
Вам уже никогда не грозят.

There was an old man of Tobago
Who lived on rice, gruel and sago;
Till, much to his bliss,
His physician said this —
To a leg, sir, of mutton you may go.

Столько лет старичок из Тобаго
Жил на рисе, овсянке и саго,
Что, когда в рацион
Врач включил и бекон,
Просветлел от восторга бедняга.

If wishes were horses,
Beggars would ride;
If turnips were watches,
I would wear one on my side.

Коли помыслы были бы жеребцами,
Нищие ездили б на коне.
Коли были бы луковицы часами,
Я бы носил одну на ремне.

Bessy Bell and Mary Gray,
They were two bonny lasses;
They built they house upon the lea,
And covered it with rushes.
Bessy kept the garden gate,
And Mary kept the pantry;
Bessy always had to wait,
And Mary lived in plenty.

Бэсси Белл и Мэри Гудл,
Две подружки рыжие,
Сняли домик на лугу
С тростниковой крышей.
Бэсси садик стерегла,
А Мэри — погребок.
Бэсси стала как доска,
А Мэри — как пирог.

There was a young man at St. Kitts,
Who was very much troubled with fits:
An eclipse of the moon
Threw him into a swoon;
Alas! poor young man of St. Kitts.

Жил-был юноша тонкой породы —
Очень чуткий к явленьям природы:
При затменье луны
Он наделал в штаны
И смутился на многие годы.

Will you lend me your mare to ride a mile?
No, she is lame leaping over a stile.
Alack! and I must go to the fair,
I’ll give you good money for lending your mare.
Oh, oh! say you so?
Money will make the mare to go.

— Одолжишь кобылу сгонять за корытом?
— Нельзя, захромала — расшибла копыто.
— Как жаль, я б на ярмарку дочь захватил,
И я бы тебе хорошо заплатил.
— Вообще-то, она не хромает почти,
А деньги и лошадь заставят идти.

If I’d as much money as I could spend,
I never would cry ‘Old chairs to mend!’
‘Old chairs to mend, old chairs to mend!’
I never would cry ‘Old chairs to mend!’

If I’d as much money as I could tell,
I never would cry ‘Old clothes to sell!’
‘Old clothes to sell, old clothes to sell!
I never would cry ‘Old clothes to sell!’

Имей я денег сколько хочу,
Я не кричал бы: «Ножи точу!»
Никогда не кричал бы: «Ножи точу!
Ножи точу! Ножи точу!»

Я б эти деньги славно тратил
И не кричал бы: «Старое платье!»
Никогда не кричал бы: «Старое платье!
Покупаю старое платье!»

There was an old woman
Lived under a hill,
And if she’s not gone
She lives there still.

Жила старушка под холмом
Лет сорок напролет,
И если не уехала,
То так там и живет.

Call John the boatman,
Call, call again,
For loud flows the river
And fast falls the rain.
John is a good man,
And sleeps very sound;
His oars are at rest,
And his boat is aground.
Fast flows the river
So rapid and deep;
The louder you call him,
The sounder he’ll sleep.

Эй, лодочник Джон,
Переправь нас скорей!
Дождь хлещет вовсю,
И река все быстрей.
Джон — парень всех крепче
На том берегу,
Лежит себе в лодке
И спит на боку.
Река прибывает,
Разливом грозит;
Мы глотки срываем,
А он себе спит.