Любовь Паршина - Сломанный крест. История чёрного серебра

«Объект сам вас найдет»… Даже после беглого ознакомления с материалом папки как-то не хотелось, чтобы объект «находил его сам».

И только утром, с первыми лучами рассвета, Андрея Кречетова будто озарило: да ведь это же проверка! Правда, подобных проверок не случалось за все годы службы, но это может быть единственным разумным объяснением странного поручения генерала. Да еще в такой момент… Возможно, руководство хочет убедиться в его адекватности, в способности к несению дальнейшей службы?

Облегченно вздохнув, подполковник убрал листы первого раздела в папку и сунул в портфель. Разумеется, ничего учить не нужно. Но просмотреть все же стоит – там может содержаться ключ к тому, как лучше пройти тест руководства. Затейники!

– Конечно, проверка. Сдавать стал, раз сразу не догадался.

Но крест он решил держать при себе, вдруг понадобится…

Пока он оставил его на письменном столе, в лучах уже рассвета, а не лампы, а сам пошел вздремнуть оставшуюся пару часов перед службой.

***

Два дня спустя, под вечер, наконец, приехала невестка с внуками. Старшего, шестилетнего Артема, Андрей Павлович в последний раз видел полгода назад, когда сын был еще жив.

Трехмесячная Ульяна была на руках у матери в день похорон, замершая, как восковая кукла, не проронив ни звука, будто чувствовала общее горе.

– Лида позвонила, и я велела ей обязательно приехать вместе с детьми, – говорила Марина, ставя на стол тарелку и прибор для мужа.

Андрей Павлович кивнул. Конечно, все правильно.

Он оглянулся через плечо на Артема, сидящего в гостиной у телевизора. С дедом мальчуган поздоровался быстро, испуганно и сразу прилип к телевизору, где шел какой-то мультфильм. «Надо будет с ним поговорить, – решил Кречетов. – Только как, о чем?»

А пока говорили с Лидой о всяких бытовых мелочах – как-то механически, неестественно. Она то и дело возвращалась к теме уборки – к вещам мужа, к его коллекции кассет Талькова, которого он обожал, и которого она сама никогда не любила, но теперь не смела выбросить. Но ведь у них давно нет проигрывателя для кассет. Зачем они тогда? Что делать? Лиду словно зациклило на быту. Так, наверное, мозг спасался от ноши непосильных чувств и переживаний.

Андрею Павловичу было жаль невестку – она выглядела ужасно и была совершенно растерянной. Еще бы – вот так, вдруг, остаться одной, с двумя детьми… У нее, конечно, есть работа, помогут и родители, и они с Мариной, но весь страх в том, что она осталась одна, а Артем остался без папы. От них всех – ото всех! – откололся кусок.

Наконец, оставив женщин за столом, Андрей Павлович перебрался к внуку на диван. Тот даже не взглянул в его сторону, только весь напрягся, как струнка.

– Что смотришь? – спросил Андрей Павлович, не рискуя пока погладить мальчика по голове.

– Мультик, – пробормотал тот. Подумав, добавил: – Аладдина…

– Как в школе дела?

Снова мучительно долгая пауза.

– Я в школу не хожу.

– С каких это пор?

Уже не пауза – молчание. С тех самых…

Чуть позже, когда Лида собралась уходить, а с внуком напоследок говорила Марина, Андрей Павлович решил высказать невестке свои соображения по этому поводу. Заговорил напрямую:

– Когда Артем пойдет в школу?

Лида от вопроса смутилась – отвела взор, поджала губы.

– Да, понимаю, что уже надо… Просто я отчего-то боялась его отпускать. И хотелось, чтобы он вначале все это пережил…

– Он еще очень долго будет это переживать. Но нельзя ребенку слишком долго прятаться – надо возвращаться в жизнь.

Лида кивала, словно соглашаясь, но глаз на свёкра не поднимала.

«Надо будет позвонить, проконтролировать, – подумал было Андрей Павлович, но тут же одернул себя: – Успокойся со своим контролем, ты не на службе».

По странному стечению обстоятельств в этот же вечер ему самому позвонил старый друг – священник отец Александр. В последний месяц он был в отъезде, где-то в глубинке, и о смерти сына давнего товарища ничего не знал.

Андрей Павлович рассказал ему обо всем сразу же, хоть и через силу. «Сколько же еще мне придется это говорить? Будто куски мяса из себя вырезаю… А ведь только семь дней прошло – только неделя, как его нет». Еще тяжелее становилось оттого, что фотография сына стояла прямо перед ним на письменном столе – простая и такая живая, в отличие от официальной и строгой, той, что была теперь в гостиной, перевязанная черной лентой. Как взглянул, так и не мог больше отвести взгляда. И на него в ответ смотрел из-за холодного стеклышка высокий, крепкий молодой мужчина в военной форме – светловолосый, с очень простым и открытым лицом.