Любовь Паршина - Сломанный крест. История чёрного серебра

© Любовь {Leo} Паршина, 2020

ISBN 978-5-0051-7142-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кажется, началось даже не собственно с фильма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный», а с коротенького отрывка где-то в Сети – с пляски опричников.

Я не могла поверить, что образ, который я вижу на экране, – из советского кино. Более того – я не могла поверить, что образ этот из кино, что он воссоздан, что он не настоящий. Он казался мне совершенно реальным, совершенно живым…

Как оказалось чуть позже – я не одна такая. Не знаю, как начался фандом, но крайне удачно в него попала.

Именно там моя история обрела своих первых читателей. Тогда я еще смутно представляла, что именно у меня в итоге получится – просто выкладывала рассказ за рассказом. Записывала за персонажами их жизнь…

Внимание постоянных читателей здорово поддерживало меня: начиная от первых нескольких рассказов и вплоть до печати небольшого тиража своими силами. Те, кто читал еще первые фрагменты в Сети, с радостью узнавали о появлении книги, приходили на творческие встречи, чтобы ее купить, даже заказывали из других городов…

До сих пор думаю, какова в этом мера моей заслуги, а какова – главного героя, который, кажется, просто очень хотел, чтобы о нем была рассказана еще одна история.

В веренице рассказов первой части переломным стал «Тот, кто живет в тумане» – именно тогда персонаж, введенный в качестве вспомогательного, фактически перетянул на себя всю дальнейшую историю. Да, если бы не этот единственный момент, вполне могло бы и не быть «Lemures ex machina»…

Последним был написан рассказ «Один вечер в Праге», хотя хронологически его действие происходит до остальных рассказов и повести (не считая флэшбэков из Древней Руси). Поэтому в этом издании я решила поместить его первым, чтобы представить вам героя «на пробу» и чтобы дальнейший его путь был выстроен эмоционально логично – последовательно, ступень за ступенью…

Айрин Шер

Targhis

Никнивен

Morrielle

SummerAlice

Мыши (серой нелетучей)

Эль Бланк

моей маме

…без этих людей книга не получилась бы такой, какая она есть.

Спасибо всем вам за отзывы, советы, пожелания и за указания на мои ошибки. Те, что остались – остались на моей совести =)

« Грянул год, пришел черед,

Нынче мы в ответе

За Россию, за народ

И за все на свете.

От Ивана до Фомы,

Мертвые ль, живые,

Все мы вместе – это мы,

Тот народ, Россия… »

«Василий Тёркин»

Александр Трифонович Твардовский

Осень 1937 года

Осень особенно шла Праге. Этот город с его черепичными крышами, готическими башнями, сложенными из старого темного камня, и булыжными мостовыми был словно создан для того, чтобы жить в осени.

И этой осенью Игорь Владиславович Чернецкий наконец примирился с тем, что теперь он живет в Праге. Исчезло ощущение, что он приехал погостить и прогуляться по старым улочкам и не сегодня-завтра сорвется обратно, в столичный Петербург. Он был дома. Ну как дома… Он просто здесь жил. Кажется, в его роду еще в средневековье попадались чехи, так что он надеялся, что рано или поздно чувство родства с пражской землей ёкнет где-то в глубине души.

Чернецкий не стремился в Париж, вслед за большинством эмигрантов, а с теми, что осели в Праге, почти не общался. Старые друзья и немногие родственники кто погиб в смуте революции и гражданской войны, кто позабыл обо всем и обо всех, спасая свою жизнь. Чернецкий был одинок, но он и любил уединение. У него имелись скромные сбережения и еще кое-какие фамильные ценности, и этого вполне могло хватить на остаток его жизни. Он научился не заглядывать слишком далеко в будущее.

Так тихо встречал осень своей жизни теперь уже бывший чиновник особых поручений V класса Департамента полиции Российской Империи Игорь Владиславович Чернецкий.

Этот осенний вечер ничем не отличался от других – возможно, поэтому он и казался в самом своем начале таким тихим и домашним.

Игорь Владиславович поужинал в одном из ресторанчиков на левом берегу Влтавы. Ужинал, как водится, без мяса – овощи с чесноком, несколько поджаренных ломтиков хлеба, немного сыра. Позволил себе разве что бокал пива.