Роман Малич - Среди пустоты снов

И хотя юноша увернулся почти от всех атак проворных сквивардов, слизь на его одежду все же попала, оставив характерный для слизняков неприятный запах. Теперь у Зеда возникло непреодолимое желание принять ванну.

Молодой охотник принимал благолепный душ в банном ответвлении своей личной, выделенной для него по служебному статусу, комнатушки в замке Неро, намылившись как следует от души, и невнятно напевая песнь о вере в жизнь после таинств любви. В помещение беспечно вошла без стука Элеонора, чтобы расспросить его о планах на будущее и покичиться своими новомодными заклёпками в ушах, и мигом очутилась возле приоткрытой двери ванной комнаты. Резко обернувшийся на звонкий голос Зед ни с того ни с сего поскользнулся на мыле, после чего резво устремившись к изысканной орнаментной плитке, безвозмездно отдался ей, знатно треснувшись и распластавшись по всей ее твердой, приветливой, ласковой поверхности, при этом сверкнув за полупрозрачной занавеской своими самыми пикантными, сокровенными частями.

– Ой, я, наверное, не вовремя зашла, – кротко прошептала шальная особа, испытав смущенный шок и трепет.

– Да что ж за год сегодня такой! Муриру сучий кот его дери! – провопил бесшабашный Зед, превознося бредоподобный лепет.

Приняв ванну в замке и залатав свои раны сердечные, Зед отправился за наградой к рыбаку. Получив обещанную награду в тридцать золотых монет и слова благодарности от рыбака, перспективный охотник решил зайти к подруге Элеоноре и проверить как она там. Придя в гостиницу, юноша спросил у консьержа, где остановилась девушка с красными волосами, объяснив ему, что она его знакомая, на что консьерж любезно согласился назвать ему номер комнаты.

Зед отправился искать комнату Элеоноры, и найдя ее, постучал в дверь. За дверью послышался тихий, но настойчивый голос Элеоноры – «Войдите!» Зед открыл дверь и вошел в комнату. Элеонора отрешённо сидела на кровати и ничего не делала.

– Что делаешь? – спросил Зед.

– Думаю, – ответила Элеонора.

– О чем?

– О жизни.

– И часто ты о ней думаешь?

– Часто. Вот, например, сижу я и думаю: жизнь – это… И так я долго могу думать… Мне не нравится о ней думать, но я все равно продолжаю это делать… Очень много раз я себе задавала вопрос – для чего родилась на свет, взрослела, росла? Но ответ на него я не находила, сколько бы не искала, так было ровно до той поры, пока однажды я не повстречала одного мудрого монаха, пожившего не один десяток лет на земле, и на момент нашей судьбоносной встречи сосредоточенно медитировавшего в углу возле античной иконы в тишине в храме на юге Земфониуме – многое он повидал на своем веку – зачерпнув из пиала губами душистый зелёный чай, пристально посмотрев на меня, он сказал мне с суровым глубокомысленным видом: «В этом мире ты для себя ничего не жди». И тогда я подумала, возможно, он действительно прав? Может быть, жизнь дана нам вовсе не для того, чтобы мы все время наслаждались ею, веселились каждую минуту, и из раза в раз искали для себя новые развлечения, возможно, мы должны сделать что-то полезное и значимое и для других людей? Но будет ли одно доброе дело иметь вес в мире, где зло почти всегда побеждает? В конечном итоге, мы не больше, чем крохотные песчинки в нескончаемом потоке пустыни, извечно омываемой всесторонними ветрами.

Пока Зед слушал увлекательный рассказ о времяпрепровождении Элеоноры, он успел рассмотреть комнату в деталях, и обнаружил в правом углу: мольберт, полотно и масляные краски.

– Это твое? – неожиданно спросил Зед, подходя ближе к мольберту.

– Нет. Когда заселилась сюда, это здесь уже было. Я рисовать не умею, от слова совсем. Странно, да? За сто лет жизни могла бы и научиться, скажешь ты, с полным основанием упрекнув меня, и будешь совершенно прав, но все как-то не до этого мне было. С чайной плантацией, завещанной мне моими достопочтенными родственниками, пришлось повозиться немало, хлопот было хоть отбавляй. Я ведь в этом ничего раньше и не смыслила, довелось разбираться во всех тонкостях аграрного дела с самых азов, дабы весь урожай не канул в небытие в сезон проливных дождей. Благо мой троюродный дядя Абдульхаким помог мне постигнуть все особенности этого нелегкого дела и со временем работа на плантации стала приносить мне умиротворяющую усладу, а управленческие обязательства не обременили и даже пришлись по душе.

– Я думал работа на плантации – это удел низших слоев общества и малообеспеченной части населения. А ты вроде рассказывала раньше, что твоя семья никогда не страдала от нехватки финансовых ресурсов и даже числилась наряду высокопоставленных аристократов и приближенных к королевскому двору.