Роман Титов - Темный исток. Гробницы пустоты

«Со своими страхами лучше всего бороться в одиночку».

Тот, кто это сказал, наверное, был безумен.

Я стоял напротив небольшого куска тщательно отполированного металла и разглядывал собственное отражение в надежде распознать первые признаки перемен – рожу покривее, зубы поострее, – в общем, что-нибудь, из-за чего гордая Майра Метара могла превратиться в скулящее и трясущееся от ужаса нечто. Но видел лишь себя прежнего, разве что с ухмылкой чуть пошире. В глазах вроде бы что-то скрывалось, там, на глубине болотной зелени будто промелькнуло нечто дикое и безумно опасное. Промелькнуло и исчезло.

Тень? Быть может.

Живая Тень. Исток.

Так называла меня погибшая Метара, так назвала меня и Тассия Руэ. Но что это значило, я до сих пор не мог уяснить. Для них я был лишь вышедшим из-под контроля экспериментом, ожившим големом, чей потенциал они даже не смели предсказать. А что в итоге? Шаманке достало и ума, и смелости, чтобы признать свои ошибки. Но великая лейра Метара захотела все исправить. И чем за это расплатилась? Собственной жизнью, разумеется.

Кто я?

Убийца, вот кто!

Чудовище. Монстр во плоти. Слабак, позволивший прежде дремавшим инстинктам взять верх. Размазня, который не может справиться с чувством вины и оттого бросается на амбразуру.

Но так ли это?

Я показал зубы отражению. Надеялся, что выйдет улыбка, а получился оскал. Снова. Попробовал прислушаться к внутреннему голосу, чтобы хоть там найти подсказку. Но тот молчал.

Будто нарочно.

И только неугомонный страх продолжал свою скромную деятельность, медленно, но неотвратимо разъедая душу и превращая ее в нечто черное, вязкое и отвратительное как слизь.

Еще раз столкнувшись с не то испуганным, не то озлобленным взглядом, я понял, что вот-вот сорвусь. Проклятый ящик снова ожил, плотно пригнанная, но незапертая крышка задребезжала, тварь внутри захотела прогуляться. Стиснув зубы, я постарался утихомирить буяна. И вроде бы даже получилось. По крайней мере, яростных дребезжаний, переворачивавших все внутри, больше не ощущалось. Но вот надолго ли? Кто знает.

Страх – штука коварная. Заиграешься, и проглотит, даже опомниться, не успеешь. Но как быть, если приходится бояться самого себя? Что, если не знаешь, когда сорвешься в следующий раз, и кто при этом может пострадать? Кто-нибудь мудрый, наверняка, ответил бы на эти вопросы. Но все знакомые мудрецы предпочли либо самоустраниться, либо сделать вид, будто ничего не происходит. Самому же мне разобраться во всем мозгов не хватало. А потому приходилось ждать последствий.

Ждать и разгребать их.

Осточертев самому себе до тошноты, я отвернулся от зеркала и, оглядев свою скромную каютку, малость обалдел. Я и не заметил, что пока любовался своей бледной рожей, ботинки, щетки, книжки, старинные космические компасы и прочая незакрепленная мелочь устроили между собой догонялки. Поднявшись в воздух, они, будто подхваченные невидимым и неосязаемым вихрем, плавно двигались вокруг единого центра тяжести – меня самого.

Что это? Новый способ Тени намекнуть о жажде свободы? Или знак, что все мои попытки совладать с самим собой – глупая и бессмысленная возня?

Тассия Руэ говорила, будто Тень – не что иное, как проекция подсознания на плоскость моего «Я». Что это не какое-то там тайное чудище, посаженное на короткий поводок, а самая настоящая часть моей души, которую нужно просто признать. Признать и принять. И я был бы даже не против этого, вот только не мог смириться с тихим настойчивым голоском, постоянно требовавшим крови.

Сигнал о выходе из гиперпространства разорвал тишину каюты на лоскуты, заставив меня вздрогнуть. Почти сразу же из встроенного в переборку динамика донесся как обычно раздраженный голос старшего брата:

– Мозголом, бегом наверх! Мы на месте.

Отложив успевший стать привычным ритуал самобичевания, я влез в шлепанцы и, цепляясь ногой за ногу, поплелся в рубку. Книги и прочая мелочь, до сих пор парившие в воздухе, посыпались на пол.

Нервно хмыкнув, я исчез в проходе.

– С добрым утром, – саркастически бросил Мекет, едва я выбрался из лифта.