Роберт Маккаммон - Пятерка

«Джонни, дорожной карты здесь нет».

Но…

Это был другой вечер. Десятого августа девяносто первого года. Суббота, возле клуба «Шенаниганз» в Луисвиле. Около полуночи, на парковке, залитой синим и зеленым неоном, Дин Чарльз и «Roadmen» начали паковаться в фургон, выступив на открытии у «Street Preachers». Джон был мальчик, сынок, фан. А отец был бомба, «Киллер». Играл на золотистом «страте», который прорезал аранжировку, как бритва — сало. А петь… этот человек умел вопить. Он был как бутылка, начиненная молниями. На сцене, впереди и в центре, он стоял в золотом сиянии, и сила исходила от него, энергия и жизнь. Других таких не было.

И на парковке, когда увидели две спущенные шины у фургона — старая синяя кошка припала на лапы — и кто-то сказал: «Блин», а кто-то вспомнил мать, и Джон все слышал, он был совсем свой, ветеран дороги, пусть всего двенадцатилетний.

Дин глянул на своего сына, осклабился и пожал плечами, будто говоря, что нет в этом мире ничего настолько важного, чтобы выводило тебя из формы, всегда можно найти обратную дорогу к центру того классного мира, в котором музыкант живет, и сказал, как всегда говорил в такой ситуации: «Джонни, дорожной карты нет». Потом он замолчал на пару секунд, может быть, впервые обдумав эту фразу, и добавил с этой косой улыбкой, обращаясь к сыну:

— Но…

— Вот и все, — сказал человек, вышедший из тени, где притаился за машиной, и Дин глянул на него лишь с некоторым интересом, будто на ожидаемого посетителя, который несколько запоздал.

Джон стоял рядом с отцом, когда пистолет рявкнул. Рявкнул отцу в левое ухо, и Джон помнит, как отец дернулся от громкого звука, потому что он всегда говорил Джону, что надо беречь слух, ушей всего одна пара выдается на всю жизнь.

Пистолет еще два раза выстрелил, пока Дин Чарльз падал, клуб порохового дыма в ноздрях Джона смешался с запахом крови, мальчишка отшатнулся, падая одновременно с отцом, и одного через четыре часа в больнице признают мертвым, а другому всю жизнь предстоит переживать эту минуту снова и снова.

— Я должна его найти, — сказала Берк, непонятно, к кому обращаясь. Со стула она не сдвинулась.

— Найдется. — Джордж встал над ней. — Пошли, пора.

Кочевник медленно посчитал до трех и встал. Выходя вслед за другими из полицейского участка в обволакивающий жар клонящегося к вечеру дня, он подумал, до чего же смехотворная ситуация. Офигительно, блин, смехотворная. Позавчера еще его напрягал факт, что «The Five» закончит последнее турне в Остине шестнадцатого августа — «месяца смерти» для самого Кочевника, — а потом снова придется собирать новую группу, новое имя, новый дух, новый набор личностей. И вот где он оказался теперь, вот где они все теперь, и настоящий последний день пришел слишком рано. И Майка нет, он убит. Убит. Внезапная смерть была Кочевнику не в новинку, но потом он узнал, что из-за его отца, одного из самых отчаянных котов, стучавшихся когда-либо в заднюю дверь домохозяйки, работница косметического кабинета в Луисвилле бросила безработного мужа, владевшего десятью пистолетами. Это был бы фарс, черная комедия, снятая братьями Коэнами (в главной роли — Джордж Клуни, только с голубыми контактными линзами), но последний штрих оказался трагическим: человек, убивший Дина Чарльза, сделал пять шагов в сторону и застрелился, сунув себе пистолет под подбородок и осиротив еще двоих детей, у которых всегда теперь вдень рождения будет ощущение пустой дыры. Но как бы это все ни было ужасно, в том был смысл. А в этом… если бы он верил в Бога — а он не верил, — он бы услышал сейчас жестокий космический смех, ни для кого больше не смешной. Сейчас надо было перестать видеть, как падает Майк, снова и снова, перестать слышать сдавленный вопль Берк, или он сорвется в безумие прямо вот тут, сейчас, на улице Свитуотера.

Джордж сел за руль и ехал за машиной детектива. Берк сидела сзади, отодвинувшись от всех, одна. Все в тех же очках. Никто ни на кого смотреть не мог. Кочевник уставился прямо перед собой и продолжал молча себя грызть.

По дороге от заправочной станции к городу Берк вдруг вышла из забытья и вскрикнула:

— Блокнот! Я забыла блокнот!

— Постой! — сказал Джордж. Он и без того готов был из себя выскочить, и от этого ее вопля у него чуть кожа на хребте не лопнула. — Какой еще блокнот?

Господи, Боже ты мой! Я же его уронила! Он у меня в руке был, он наверняка выпал! — Берк была чуть ли не в истерике, и все прочие тоже завелись почти до срыва. — Ты его не видела? — спросила она у Ариэль. Та покачала головой. — Надо вернуться! — потребовала она от Джорджа. — Разворачивайся, возвращаемся!