Лангфельдт поднял брови, словно хотел продолжить свой отчет.
– Продолжайте, – попросил Йона.
– Ей разрешили вернуться домой. Она продолжала лечиться, жила самостоятельно. Не было никаких, совершенно никаких причин сомневаться в том, что она действительно хочет выздороветь. Через два года курс лечения закончился. Лидия выбрала форму терапии, которая тогда была в моде. Она начала проходить групповую терапию у…
– Эрика Марии Барка, – вставил Йона.
Лангфельдт кивнул.
– Похоже, эта затея с гипнозом не принесла ей пользы, – высокомерно сказал он. – Кончилось тем, что Лидия пыталась совершить самоубийство. Она попала ко мне в третий раз…
Йона перебил доктора:
– Она рассказала вам о срыве?
Лангфельдт покачал головой:
– Насколько я понимаю, в нем был виноват гипнотизер.
– Вам известно, что она призналась Барку в убийстве ребенка? – жестко спросил Йона.
Лангфельдт пожал плечами:
– Я об этом слышал, но ведь гипнотизер может заставить человека признаться в чем угодно. Я так считаю.
– Значит, вы не принимаете признания Лидии всерьез? – уточнил комиссар.
Лангфельдт скупо улыбнулся.
– Она была развалиной, с ней невозможно было вести разговор. Я применял электрошок, тяжелые нейролептики… Каких трудов мне стоило снова собрать ее как личность!
– То есть вы даже не попытались выяснить, почему она призналась в убийстве ребенка?
– Я считал, что ее признания связаны с чувством вины перед младшим братом, – натянуто ответил Лангфельдт.
– А теперь вы ее выпустили? – спросил комиссар.
– Два месяца назад, – сказал Лангфельдт. – Она, без сомнения, здорова.
Йона поднялся, и его взгляд снова упал на единственную картинку в кабинете доктора Лангфельдта – головоногое существо на двери. Ходячая голова, подумал он вдруг. Только мозг. Без сердца.
– Это ведь вы. – Йона указал на картинку. – Правда?
Когда комиссар выходил из кабинета, у доктора Лангфельдта был растерянный вид.
Пять часов дня, солнце зашло два часа назад. Темный, непроглядный как смола, холодный воздух. Туманно светят редкие фонари. От Скансена город виделся пятном дымного света. В лавочках сидят стеклодувы и ювелиры. Йона прошел через рождественский базар. Горят костры, фыркают лошади, жарятся каштаны. Дети бегают в каменном лабиринте; иные стоят и пьют горячий шоколад. Играет музыка, семьи водят хоровод вокруг высокой елки на круглой танцплощадке.
Зазвонил телефон; Йона остановился возле киоска с колбасой и олениной.
– Да.
– Это Эрик Барк.
– Здравствуйте.
– Я думаю, что Лидия держит Беньямина в старом доме Юсси, где-то возле Доротеи, в лене Вестерботтен, в Лапландии.
– Вы думаете?
– Я почти уверен, – жестко сказал Эрик. – Больше на сегодня планов нет. Вам не обязательно ехать, но я заказал три билета на завтра, на утро.
– Хорошо, – сказал Йона. – Пришлите, пожалуйста, мне на телефон всю информацию об этом Юсси, я свяжусь с полицией Вестерботтена.
Идя по узкой гравийной дорожке к ресторану “Соллиден”, комиссар услышал у себя за спиной детский смех и дернулся. Красивый желтый ресторан украшали гирлянды и еловые ветки. В зале были накрыты четыре огромных длинных стола. Комиссар сразу увидел своих коллег: они расселись возле огромных окон, из которых открывался великолепный вид на воды Нюбрувикена и на Сёдермальм, на увеселительный парк Грёна Лунд с одной стороны и на корабль-музей “Васа” [24]с другой.
– Мы тут! – окликнула его Анья.
Она встала и помахала рукой. Йону обрадовало ее воодушевление. Его не отпускало неприятное свербящее чувство после встречи с врачом в Уллерокере.
Йона поздоровался и сел рядом с Аньей. Напротив сидел Карлос Элиассон. На голове у него был красный колпачок, он радостно кивнул Йоне.
– Мы уже выпили по рюмочке, – доверительно сообщил он. Его обычно изжелта-бледная кожа приобрела здоровый румянец.
Анья хотела взять Йону под руку, но он поднялся, объяснив, что отправляется за едой.
Пробираясь между столами, за которыми беседовали едоки, комиссар думал, что никак не может прийти в по-настоящему праздничное настроение. Словно часть его все еще сидит в гостиной родителей Юхана Самуэльссона. Или словно он все еще перемещается по психиатрической клинике Уллерокер – вверх по каменной лестнице, к запертой двери, за которой тянется длинный, напоминающий тюремный, коридор.
Йона взял с подноса тарелку и, дожидаясь своей очереди взять селедки, издалека смотрел на коллег. Анья втиснула свое круглое ухабистое тело в платье из красной ангорки. На ней все еще были зимние сапоги. Петтер не закрывая рта болтал с Карлосом; он недавно обрил голову, и его темя в свете люстр сверкало от пота.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу