Ларс Кеплер - Гипнотизер

Эва села на диван, деловито расстегнула блузку и продемонстрировала мне грудь.

– Сунь сюда хер, – предложила она. – Тебе понравится.

– Вы были у меня дома.

– Вы были у меня дома, – упрямо ответила она. – Вы заставили меня открыть дверь…

– Эва, я сделал попытку загипнотизировать вас, это не то же самое, что влезть в дом.

– Я не влезала в дом, – бросила она.

– Вы разбили окно…

– Камень разбил окно.

Я начал уставать, почувствовал, что теряю терпение и уже готов сорваться на больного, почти невменяемого человека.

– Зачем вы взяли у меня фотографию?

– Это вы взяли! Вы, вы, вы! Какого черта вы говорите, что я у вас что-то украла? Каково мне, по-вашему?

Эва закрыла лицо руками и сказала, что ненавидит меня, ненавидит, она повторила это раз сто, прежде чем успокоилась.

– Поймите, я рассердилась на вас, – сказала она сосредоточенно. – Вы говорите, что я у вас что-то украла, а я подарила вам прелестную фотографию.

– Так.

Она широко улыбнулась и облизнула губы.

– Вы от меня кое-что получили, – продолжила она. – Теперь я хочу от вас кое-чего.

– Чего же? – спросил я спокойно.

– Не пытайтесь, – сказала она.

– Скажите…

– Я хочу, чтобы вы меня загипнотизировали, – объявила Эва.

– Зачем вы подложили розгу к моей двери?

Она уставилась на меня пустым взглядом.

– Что такое “розга”?

– Розгами наказывают детей, – твердо сказал я.

– Я ничего не подкладывала вам под дверь.

– Вы положили старую…

– Не врите! – закричала она.

Она встала и подошла к двери.

– Эва, если вы не поймете, где проходит граница, я обращусь в полицию. Оставьте меня и мою семью в покое.

– И мою семью, – сказала она.

– Вы меня слышали?

– Фашистская свинья! – выкрикнула Эва и вышла из кабинета.

Мои пациенты полукругом сидели предо мной. В этот раз загипнотизировать их оказалось легко. Мы все вместе медленно погружались в булькающую воду. Я продолжал работать с Шарлотте. Ее лицо было печально-расслабленным, глубокие круги под глазами, на подбородке небольшие складочки.

– Простите, – прошептала Шарлотте.

– С кем вы разговариваете? – спросил я.

На миг все ее лицо сжалось.

– Простите, – повторила она.

Я подождал. Было ясно, что Шарлотте пребывает в глубоком гипнозе. Она дышала тяжело, но тихо.

– Шарлотте, вы знаете, что с нами вы под защитой, – сказал я. – Ничто не может вам навредить, вы хорошо себя чувствуете и ощущаете приятное расслабление.

Она печально кивнула, и я понял, что она слышит меня, следует моим словам, не отличая больше реальности гипноза от действительности. В состоянии гипнотического транса она словно смотрела фильм, в котором сама играла. Шарлотте была и публикой, и актрисой, но не по отдельности, а одновременно.

– Не сердитесь, – прошептала она. – Простите, пожалуйста, простите. Я буду стараться, честное слово, буду стараться.

Я слышал вокруг себя глубокое дыхание своих пациентов и понимал, что мы в “вороньем замке”, что мы добрались до страшной комнаты Шарлотте. Я хотел, чтобы она остановилась, чтобы обрела силу посмотреть вверх и что-нибудь увидела, в первый раз взглянула на то, что ее так пугает. Я хотел помочь ей, но в этот раз не собирался торопить события, чтобы не повторять ошибок прошлой недели.

– У дедушки в спортзале холодно, – вдруг сказала Шарлотте.

– Вы что-нибудь видите?

– Длинные доски пола, ведро, провод, – почти беззвучно проговорила она.

– Сделайте шаг назад, – сказал я.

Она покачала головой.

– Шарлотте, сейчас вы сделаете шаг назад и положите пальцы на ручку двери.

Я увидел, как у нее задрожали веки и из-под ресниц выкатилось несколько слезинок. Обнаженные, без украшений руки она всегда складывала на животе, как старушка.

– Вы беретесь за дверную ручку и знаете, что можете покинуть комнату, как только захотите, – сказал я.

– Можно?

– Поворачиваете ручку вниз и выходите.

– Это же лучше всего – если я смогу выйти…

Шарлотте замолчала, подняла подбородок и медленно повернула голову, по-детски приоткрыв рот.

– Я еще немного останусь, – тихо сказала она.

– Вы одна в комнате?

Она покачала головой и пробормотала:

– Я его слышу, но не вижу.

Она наморщила лоб, словно пытаясь расслышать неясные звуки, и вдруг сказала:

– Здесь какое-то животное.

– Что за животное?

– У папы есть большая собака…

– Папа здесь?

– Да, здесь, стоит в углу, возле шведской стенки, ему грустно, я вижу его глаза. Он говорит, что я его огорчила. Папе грустно.