Ларс Кеплер - Гипнотизер

– Я читала ваш доклад, – сказала она. – Ваша группа состоит не только из жертв, то есть подвергшихся насилию, но и из преступников, людей, творивших с другими страшные вещи.

– Подсознанием и то и другое воспринимается одинаково, и…

– Вы хотите сказать…

– Погодите, Майя… и в контексте групповой терапии здесь нужен один подход.

– Интересно, – сказала она и что-то записала. – Я к этому вернусь. Но вот что мне хотелось бы знать – это как видит себя загипнотизированный преступник. Ведь вы отталкиваетесь от мысли, что пострадавший часто замещает преступника чем-то другим – животным.

– Я не успел изучить, как видит себя преступник, а пускаться в пустые рассуждения не хочу.

Она склонила голову набок:

– Но у вас есть какие-нибудь предположения?

– У меня есть пациент…

Я замолчал и подумал о Юсси Перссоне, норрландце, который нес свое одиночество как непомерную тяжесть, в которой сам виноват.

– Что вы хотели сказать?

– В состоянии гипноза этот пациент возвращается к своей охотничьей засидке, словно ружье ведет его, убивает косулю и бросает там. Выйдя из транса, он отрицает косулю и рассказывает, что ждал в засидке медведицу.

– Так он говорит, когда просыпается? – улыбнулась она.

– У него дом в Вестерботтене.

– Ага. А я думала, он здесь живет, – рассмеялась Майя.

– Медведь – это достоверно, – сказал я. – Там полно медведей. Юсси рассказывал, что большая медведица задрала его собаку несколько лет назад.

Мы замолчали, глядя друг на друга.

– Уже поздно, – сказал я.

– У меня еще много вопросов.

Я хлопнул в ладоши:

– Нам придется встретиться несколько раз.

Майя посмотрела на меня. Я вдруг ощутил странное тепло, увидев, как по ее светлой коже разливается бледный румянец. Между нами было что-то плутовское, смесь серьезности и сдерживаемого смеха.

– Могу я в ответ пригласить вас на стаканчик? Есть очень приятный ливанский…

Она внезапно замолчала – зазвонил телефон. Я извинился и ответил.

– Эрик?

Симоне. Голос нервный.

– Что такое? – спросил я.

– Я… я за домом, на велосипедной дорожке. Кажется, к нам в дом кто-то влез.

По спине пробежал холодок. Я вспомнил палку-розгу, лежавшую у нашей входной двери, – старинное орудие наказания с деревянным диском.

– Да что случилось?

Я услышал, как Симоне тяжело сглотнула. Там, где она стояла, играли какие-то дети – может быть, на футбольном поле. Послышались свистки и крики.

– Что это? – спросил я.

– Ничего. Школьники, – серьезно ответила она и торопливо продолжила: – Эрик, взломали балконную дверь в комнате Беньямина, стекло разбито.

Краем глаза я увидел, что Майя встала и вопросительно подняла брови: я пойду?

Я кивнул ей и с сожалением пожал плечами.

Майя наткнулась на стул, он процарапал ножками по полу.

– Ты один? – спросила Симоне.

– Да, – ответил я, не зная, зачем солгал.

Майя помахала рукой и тихо закрыла за собой дверь. Я все еще чувствовал запах ее духов – простой и свежий.

– Молодец, что не вошла, – продолжал я. – В полицию позвонила?

– Эрик, у тебя странный голос. Что-нибудь случилось?

– Помимо того, что к нам в дом, кажется, вломились грабители? Ты позвонила в полицию?

– Да. Позвонила папе.

– Хорошо.

– Он сказал, что сейчас же выезжает.

– Симоне, отойди подальше от дома.

– Я стою на велосипедной дорожке.

– Видишь дом?

– Да.

– Если ты видишь дом, то тот, кто в доме, может увидеть тебя.

– Прекрати.

– Милая, отойди на футбольную площадку. Я еду домой.

Я остановился за грязным “опелем” Кеннета, потянул парковочный тормоз, повернул ключ зажигания и вылез из машины. Ко мне подбежал Кеннет. Лицо у него было сосредоточенное.

– Черт возьми, где Сиксан? – закричал он.

– Я сказал ей, чтобы подождала на футбольной площадке.

– Хорошо. Я испугался за…

– Иначе она бы вошла, я ее знаю. Вся в вас.

Кеннет засмеялся и крепко обнял меня.

– Рад тебя видеть, старик.

Мы пошли вокруг дома. Симоне лишь немного отошла от нашего участка. Наверное, она все время сторожила разбитую балконную дверь, которая выходила прямо на нашу тенистую веранду. Симоне посмотрела вверх, оставила велосипед и пошла к нам. Крепко обняла меня и, глядя поверх моего плеча, поздоровалась:

– Привет, пап.

– Я вхожу в дом, – серьезно сказал он.

– Я с вами, – добавил я.

– Женщины и дети ждут снаружи, – вздохнула Симоне.

Мы все втроем перешагнули через низенькую живую изгородь из лапчатки, прошли через газон и веранду с белым пластмассовым столом и четырьмя такими же стульями.