Его любопытство им на руку не играло. Как-то раз Элиза оставила его одного — и он принялся рыться в контейнерах для хранения вещей и в ящиках стола. Дом был гораздо больше того, где он жил. С множеством укромных уголков, комнат, альковов, закоулков и шкафов, которые ему не терпелось обследовать. С множеством разных предметов: таких, которых у него никогда не было, и особо секретных, которые были спрятаны в глубине ящиков.
Если это будет продолжаться — эта дружба, — Девочка из Стен просто не выживет.
Обитателям стен нужно приспосабливаться, нужно извиваться в собственном доме, прогибаться, быть тоньше воздуха. Не все на это способны.
Иные могут попытаться, но и они довольно скоро потеряют над собой контроль. И наследят.
Все тайное рано или поздно становится явным.
Что-то не так.
Он не на своем месте.
Иногда перемены можно не заметить, забыть о них, едва осознав. Чуть сдвинутая кружевная салфетка на маленьком столике в прихожей — мелочь, мать или отец бессознательно поправят ее, проходя мимо. Но некоторые изменения очевидны. Первое, что бросилось ему в глаза, — переместившийся пульт от телевизора. Обычно, по настоянию отца, он лежал на журнальном столике у дивана.
Маршалл задержал озадаченный взгляд на пустой столешнице, чувствуя себя немного преданным. Потом он все же сдался и решил воспользоваться кнопкой питания на боковой панели телевизора.
Черные кнопки прятались за рамой. Маршалл нащупал панель и принялся нажимать их одну за другой в поисках нужной. Прикоснувшись рукой к телевизору, он почувствовал тепло. Тепло — будто от живого существа. Будто он работал весь день.
Маршалл включил телевизор. Убавил громкость. Выключил.
Они сидели на крыше в глухой ночи и смотрели на облака. Броуди всегда приходил в безопасные будние часы и по воскресеньям, когда Мейсоны отправлялись в церковь. Поздние встречи были исключены — вечерами дом не пустовал. Но сегодня все было иначе. Вчера мистер Ник прочищал водостоки и забыл убрать лестницу — грех не воспользоваться таким идеальным путем на крышу. Было уже за полночь, но Броуди не хватились бы дома: его тетя работала в ночную смену в аптеке, а дядя, если бы и объявился сегодня вечером, не стал бы утруждаться и заглядывать к нему — никогда не утруждался.
Забравшись, они опрыскались репеллентом. Горькие брызги попали в рот — и они выплюнули их на землю прямо с крыши. Неприятно, но неизбежно — летние ночи принадлежали насекомым. В последний раз мистер Ник подстригал газон две недели назад — трава внизу просто кишела ими: мотыльками, комарами, сверчками и черной саранчой с десятками мелких глаз — а в общей сложности их, наверное, были тысячи. Элиза и Броуди пшикали на себя из баллончика до тех пор, пока от них не стало прямо-таки разить репеллентом — зато теперь можно было не лупить себя по коже, едва почувствовав зуд. Единственное, о чем волновалась Элиза, — не будет ли запах настолько сильным, что Мейсоны унюхают ее присутствие.
Броуди жевал арахис из банки и водил пальцем по небу, показывая знакомые ему созвездия.
— Видишь вон ту яркую звезду и большую рамку вокруг нее? А за спиной прямо до луны тянется хвост?
— Вроде бы, — присмотрелась она. — Да, вижу.
— Это Годзилла.
Все еще пышущая жаром полуденного солнца черепица, на которой они расположились, напоминала грубую, зернистую наждачную бумагу, но чтобы стесать кожу, нужно было хорошенько поелозить по ней — они же сидели неподвижно, а на ощупь крыша была не жестче черного резинового покрытия парковых детских площадок. Элиза была вне стен, но дом держал ее крепко, протянул невидимые ветви и оплел. Она не покидала его. Где-то рядом ухнула сова, а когда фары проезжавшей мимо машины мазнули по переднему двору языком света, Элиза разглядела в развилке дуба её взъерошенные перья.
Настала ее очередь вглядываться в небо и показывать Броуди известные ей созвездия.
— Видишь большой прямоугольник с вытянутыми углами? Это Орион. Когда-то он был великим охотником. А вон там — его лук. И его пояс с ножом. Он был очень выдержанным и терпеливым и мог поджидать добычу целыми днями, лежа на животе в поле — в таком, как наше, например, — или притаившись в ветвях дерева, или засев на крыше. И охотился он на чудовищ. Он наловил их столько, что боги вознесли его в ночное небо, чтобы он мог вечно охотиться под покровом темноты.
— Он мне нравится, — поделился Броуди. — Он прямо как я.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу