Джули Кларк - Последний рейс

– Прекрати, Донни, – шипит высокая красивая женщина в облегающем синем платье, обращаясь к крепкому парню в дорогом костюме, по всей видимости, одному из игроков.

– А ты не указывай, что мне делать, – огрызается он, и при резком звуке его голоса я инстинктивно сжимаюсь, хотя и понимаю, что злобная реплика адресована не мне.

Я опускаю взгляд и ускоряю шаг. Страх, панический, неконтролируемый, поднимается внутри и накрывает меня, словно куполом. Мое тело до сих пор помнит, что́ обычно следует за подобными угрозами. Как бы я хотела иметь достаточно мужества, чтобы развернуться и помочь этой женщине. Пока я не могу совладать даже с собственной паникой. Интересно, знают ли его товарищи по команде, их жены и подруги о том, ка́к он с ней обращается? Не может быть, чтобы не знали. Но почему молчат? Почему делают вид, что ничего не происходит? Меня разрывает на части от бессильной злости; я злюсь на других за их равнодушное безразличие и на себя за трусливую безучастность.

Все, что я могу – лишь смотреть им вслед. Его рука у нее на талии – жест одновременно заботливый и властный.

Мероприятие набирает обороты. К микрофону, установленному в центре зала, под грохот аплодисментов выходит мужчина. Я беру свой поднос и встаю у стены, чтобы немного отдохнуть и послушать. Выступающий, спортивный комментатор с красивым, хорошо поставленным, звучным голосом, начинает рассказывать забавные случаи из своей карьеры. Однако мое внимание снова привлекает та пара, которая ругалась у столиков. Теперь они стоят прямо передо мной и опять ссорятся. Он твердит ей какие-то банальности и обещания, все впустую. Ее несговорчивость явно начинает выводить его из себя. Я напрягаюсь, предчувствуя вспышку. «Не зли его, не надо. Еще можно все уладить», – повторяю я беззвучно и стараюсь дышать глубже, чтобы хоть немного успокоиться. В конце концов, все пары ссорятся; и если меня бил муж, это вовсе не означает, что ее парень такой же. И все же мои ладони потеют, а тело напрягается, готовясь к удару.

Выступающий отпускает очередную шутку, и зал взрывается смехом, заглушая разгорающуюся ссору. Когда веселье стихает, в наступившей тишине их раздраженные голоса звучат уже гораздо отчетливее – настолько, что несколько человек оборачиваются.

Девушка начинает отстраняться. Донни хватает ее за руку и грубо притягивает к себе. Вокруг раздаются испуганные вздохи.

Я вижу в ее глазах ужас. Он вспыхивает на доли секунды, но этого достаточно, чтобы понять: он уже причинял ей боль.

Не раздумывая, я роняю поднос, двумя огромными прыжками приближаюсь к ним и делаю то, чего так никто и не решился сделать для меня, – встаю между ними, кладу руку ему на плечо и приказываю:

– Отпусти!

От неожиданности он ослабляет хватку, и девушка выдергивает руку.

– Ты чертов лжец! – кричит она, потирая запястье.

Люди начинают оборачиваться.

– Крессида, – мямлит он, – прости. Я не хотел.

– Не подходи ко мне. И не звони. С меня хватит!

Она проталкивается к выходу, и я наконец отступаю.

И в этот момент вижу, что на меня направлено три телефона. Стоп! Снято!

Беркли, Калифорния

Декабрь

За два месяца до крушения

Ева перемотала запись и нажала «пуск». Раздался тихий голос Декса:

– Отказался выполнять свою работу… Я не хочу, чтобы с тобой случилось то же самое.

Все-таки он профессионал: вроде и на вопрос ответил, а по сути ничего не сказал. Поняв, что много из него вытянуть не получится, Ева начала вести журнал, в котором фиксировала, сколько таблеток сделала и когда их передала. Постоянно носить на встречи диктофон она боялась; тем более что, как она ни старалась, записи получались малоинформативными и, скорее всего, не заинтересовали бы агента Кастро. Ева ощущала себя так, точно ведет машину вслепую – ориентироваться приходилось, опираясь на инстинкты и чутье.

О том, что с ней будет, если ее рассекретят, она старалась не думать. Однако несмотря на все усилия, жуткие образы прорывались в сознание, мелькали ночами перед закрытыми глазами, словно кадры из фильмов ужасов. Ева вскакивала в холодном поту, уверенная, что люди Фиша наверняка все уже знают. И скоро придут за ней.

Бессонными ночами (которые случались все чаще) она работала. И терпеливо ждала, буквально кожей ощущая незримое, угнетающее присутствие агента Кастро. И надеялась, что будет готова, когда он появится.

В дверь постучали. Должно быть, Лиз. Они договорились съездить за рождественской елкой в питомник недалеко от Беркли. Поначалу Ева отказывалась под разными предлогами, Лиз была непоколебима и в конце концов добилась своего. Ева решила, что проще уступить, чем ссориться, и к тому же командировка Лиз подходила к концу: весной она должна вернуться в Принстон. Предстоящая разлука мучила Еву, и она изо всех сил гнала от себя тоскливые мысли о том, что скоро за стеной опять воцарится мертвая тишина. Единственным ее утешением была надежда, что если все пойдет хорошо, то и она сама здесь надолго не задержится.