Джули Кларк - Последний рейс

Ответ прозвучал непривычно резко и отрывисто, Ева сразу поняла, что говорить об этом Лиз неприятно, и задавать новые вопросы не стала. А Лиз тем временем проскользнула между колючими лапами в соседний ряд.

– Вот оно! – воскликнула она.

Ева последовала на звук ее голоса, приглушенного густыми ветвями, и увидела перед собой стройное двухметровое дерево с идеальной кроной.

– И как мы повезем ее домой? – ахнула она, прикинув размер машины.

– Здесь есть доставка, – спокойно откликнулась Лиз, медленно обходя вокруг ели и осматривая ее со всех сторон. – Повесим гирлянды, сварим горячий шоколад, сядем на крыльцо и будем любоваться. А она будет расти. Мне всегда так больно смотреть на мертвые деревья после Рождества, – вздохнула она и с укором посмотрела на Еву, хотя та в жизни не нарядила ни одной ели, ни живой, ни мертвой.

– А если пойдет дождь? – поинтересовалась Ева.

Лиз пожала плечами.

– Есть же уличные гирлянды и стеклянные украшения. Я прихватила с собой из Нью-Джерси самые любимые, потому что какое же Рождество без елки.

Лиз повесила на дерево бирку, которую им вручили на входе, и сняла ценник, чтобы оплатить покупку.

Когда они вышли из питомника и сели в машину, уже начало смеркаться. Ева завела мотор и откинулась на спинку кресла. Дорога бежала домой, к югу. День стремительно таял, а впереди ее ждала очередная бессонная ночь.

Дерево, аккуратно завернутое в сетку, привезли через два дня на огромном грузовике, вместе со специальным оборудованием, предназначенным для рытья ям под посадку. Лиз выбрала место перед Евиным крыльцом, контролировала весь процесс, расплачивалась с рабочими и, как только те уехали, торжественно вынесла на улицу большую коробку, на которой от руки было надписано: «Рождество». Выставила динамики, и под радостные рождественские гимны принялась вместе с Евой за работу. Сначала они повесили гирлянды, а затем настала очередь игрушек. С каждой из них у Лиз были связаны какие-то воспоминания и истории: одни ей подарили коллеги, другие – студенты, третьи она сама сделала с дочерью.

– Думаю, немногие бы на моем месте стали таскать все это с собой, но я еще никогда не встречала Рождество без елки, – поделилась Лиз и отложила в сторону комковатый венок, слепленный из соленого теста и подписанный корявыми буквами: «Элли».

Ева сделала вид, что не заметила тихую грусть, промелькнувшую в глазах ее новой подруги.

Ей хотелось, чтобы этот вечер не заканчивался, ведь он никогда не повторится. Через год Ева будет либо свободна, либо мертва, а Лиз вернется к дочери и станет вспоминать о ней, лишь подписывая праздничные открытки для многочисленных знакомых.

Когда все украшения были развешаны, Лиз, ни слова не говоря, скрылась за дверью и через минуту вернулась со свертком в руках. Протянула его Еве и сказала:

– Это рождественская игрушка. Я хочу, чтобы, глядя на нее, ты вспоминала меня.

Ева разорвала бумагу и достала хрупкую синюю птицу из прозрачного стекла.

– Синяя птица – вестница счастья. Надеюсь, в новом году оно не заставит себя ждать, – сказала Лиз.

Ева провела пальцем по гладкому стеклу. Филигранная работа. Насыщенные синие тона то сгущались до космического темно-фиолетового, то выцветали до льдистого бело-голубого.

– Спасибо, – прошептала она, обнимая Лиз. – Это чудо.

Лиз крепко, как родную дочь, прижала ее к себе, и Ева дрогнула: настолько сильным оказалось желание открыться, перестать прятаться за бесконечными масками, врать и защищаться. Груз одиночества стал вдруг невыносимым. Слова правды уже дрожали у нее на губах, норовя вот-вот сорваться. Усилием воли она проглотила их.

– Мне нечего подарить тебе в ответ.

– Твоя дружба – уже огромный подарок, – откликнулась Лиз и добавила: – Давай включим гирлянду и выпьем по чашке горячего шоколада.

Они вынесли по стулу из столовой Лиз и уселись на крыльце, закинув ноги на перила.

Уже стемнело, и казалось, что в мире – только они вдвоем и сияющая рождественская ель, все остальное тонуло в серых тенях.

– Моя мать умерла, – прошептала Ева. Правду о прошлом говорить было легче. – Давно, когда мне исполнилось восемь.

Лиз повернулась к ней.

– Мне очень жаль…

Ева пожала плечами, пытаясь спрятаться от боли, которая так никуда и не делась.

– Так даже лучше. Легче. Не так обидно.

– Что ж… – вздохнула Лиз, отворачиваясь к дереву. – Бабушку и дедушку искать будешь?

– Вряд ли, – ответила Ева. Что могли принести ей эти поиски? Только новую боль. – Проще не знать.