Джули Кларк - Последний рейс

Еву так и подмывало распечатать некролог, постучаться к Лиз среди ночи и спросить ее, как это знание способно помочь ей и дать ей силу, если оно обжигает, сжирает ее как огонь, если ее пронизывает мучительная боль, точно от сотен порезов по всему телу.

Конечно, ничего этого Ева делать не стала. Она очистила историю поиска и закрыла компьютер. Комната погрузилась в темноту, а она отправилась работать, спрятав новый шрам на сердце рядом с остальными, за непроницаемыми каменными стенами.

26 февраля, суббота

Получается, Рори наврал мне по поводу того, что провести вместе выходные было идеей Мэгги. Факт, конечно, наводит на подозрения, однако сам по себе ничего не доказывает. Рори сообщил мне об этом, когда мы только начинали встречаться, и вполне естественно, что ему хотелось выставить себя в более выгодном свете; к тому же в итоге Мэгги все-таки согласилась на поездку. Значит, что-то заставило ее изменить решение. Я не знаю, какими методами действовал Рори, но только лишь упоминание о ссоре всколыхнуло волну жутких догадок. Как никто другой, я знаю, насколько страшен Рори в гневе, и легко могу представить, что произошло между ними в том доме.

Впрочем, все это умозаключения, записка достоверно доказывает одно – Рори и Мэгги ссорились, что и так ни для кого не секрет. Гораздо интереснее, какое отношение к событиям 1992 года имеет Чарли Фланаган. Я чувствую, что разгадка кроется именно тут. Не исключено, что он делал выплаты, на которые намекала тетя Мэри: незаконно снял деньги со счетов фонда и перевел заинтересованным лицам.

Мельком взглянув на часы, я вздрагиваю. Разгадывая загадки прошлого, я совсем забыла о настоящем: через полчаса мне надо быть в кафе. Я спускаюсь в кухню, открываю банку диетической колы и делаю большой глоток – какой-никакой, а кофеин. Если Чарли расскажет обо всем прессе, будет громкий скандал, Рори лишится всего. Я так и вижу заголовки в «Нью-Йоркере», «Вэнити фэйр» и «Таймс». Конечно, это лишь иллюзии, но такие упоительные.

Ставлю банку на стол и поспешно возвращаюсь в спальню – надо еще найти подходящие черные брюки и белую рубашку.

Когда я подхожу к кафе, Келли уже ждет меня в машине. Я открываю дверь и сажусь рядом с ней на переднее сиденье.

– Готова? – спрашивает она.

– Да.

У нее звонит телефон.

– Что опять, Хасинта? – стонет она в трубку. – Я еду на работу. Что?.. Ладно. Буду через пять минут.

Она нажимает отбой, тяжело вздыхает и разворачивает машину.

– Извини. Дочь. Оставила у меня в багажнике плакаты для задания по истории искусств.

– Ничего. Все нормально.

– Если бы это было индивидуальное задание, я бы и пальцем не шевельнула, – говорит Келли, – пусть бы сама расплачивалась за свою безалаберность, но они делают его с подругой… – Она вздыхает. – И кто все это придумывает?

– Что за задание?

– Сравнить двух художников двадцатого века. Подготовить презентацию с наглядными материалами, – процитировала она, закатив глаза. – Они там в этом Беркли повернуты на искусстве.

– А сколько твоей дочери?

По виду Келли не больше тридцати. И не скажешь, что у нее взрослая дочь.

– Двенадцать. Когда я залетела, мне даже восемнадцати не исполнилось, – поясняет она, заметив мой удивленный взгляд.

– Нелегко, наверное, пришлось.

Келли пожимает плечами.

– Мама меня чуть не прибила, когда узнала, потом здорово помогла. Без нее я бы ни с работой, ни с учебой не справилась. Она моя опора. И с Хасинтой отлично ладит. Они с ней как подружки.

– У тебя, наверное, времени вообще ни на что не хватает?

Келли улыбается.

– Я привыкла. Сколько себя помню, всегда работала. Да и график нормальный: рано утром в кафе, потом на занятия, вечерами и по выходным на банкетах. Коплю на квартиру. Сейчас мы живем у мамы, втроем уже тесновато.

Как мне хочется сказать ей, чтобы она не торопилась съезжать. Но тогда начнутся расспросы, и я закусываю губу.

Мы едем по кварталу, застроенному крошечными одноэтажными домиками, как две капли воды похожими на наш старый коттедж в Пенсильвании. Если немного прищуриться, то кажется, будто я вернулась домой. Когда мы сворачиваем на подъездную дорожку, Келли приглашает меня зайти.

Я замираю. Лучше мне остаться в машине: одно дело анонимно подработать официанткой, и совсем другое – лезть в семью Келли под чужим именем. Только отказ будет выглядеть странно.

К тому же мне совсем не хочется отказываться. Я сама удивлена, как сильно меня туда тянет: просто посидеть с живыми людьми на кухне и поболтать об искусстве – после стольких мучительных дней страха и одиночества.