Джули Кларк - Последний рейс

– Твои таблетки не для местного рынка, если ты об этом волнуешься.

– Что это значит? Вы продаете их в Сакраменто? В Лос-Анджелесе? За пределами Калифорнии?

Декс сделал еще глоток и выкинул стакан вместе с остатками вина в мусорное ведро.

– Послушай, давай уже закончим дело и уйдем отсюда.

По небольшому боковому коридору они проследовали к уборной с одной кабинкой и встали в очередь за женщиной с маленьким ребенком. Через пару минут те вошли, и Декс с Евой остались одни. Проходивший мимо официант посоветовал им большой туалет за углом, где никого не было, но они дружно улыбнулись и заявили, что не торопятся. Судя по приглушенным крикам из-за двери, малыш капризничал, и ожидание затягивалось. Наконец через пять минут дверь открылась, и Ева вошла внутрь. Заперла дверь и первым делом проверила диктофон – к сожалению, сегодня опять ничего стоящего. Она прислонилась к стене, ощущая спиной через рубашку холодный кафель. Как ей заставить Декса говорить? Чтобы купить свободу, ей нужны подробности: куда идут наркотики, кто их покупает, какое настоящее имя Фиша. Пока ответов не было. Ева спустила воду, вымыла руки, положила пакет с таблетками на держатель для полотенец и вышла. Наступила очередь Декса. Показавшись из-за двери через пару минут, он похлопал себя по карману пальто и сказал:

– Не тяни с остальным, ладно?

– Хорошо, – откликнулась Ева, и они вместе зашагали к выходу – больше на стадионе им делать нечего.

У ворот Декс остановился.

– Послушай, – начал он, – мы оба сейчас на нервах. И ты, в общем-то, права насчет осторожности. – Он махнул в сторону стадиона, где, судя по шуму, уже начался второй период. – Если хочешь, давай встречаться здесь, пока тебе не станет спокойнее.

Теперь, получив желаемое, он явно смягчился и выглядел уже не таким раздраженным. Ее союзник и захватчик. Защитник и тюремщик. Что бы он ни говорил и что бы ни делал, он не был ее другом и беспокоился не о ней, а о себе.

Ева посмотрела на него снизу вверх и сказала с благодарной улыбкой:

– Спасибо, Декс.

Главное – не давать ему повода усомниться в том, что она ведется на его манипуляции. Тогда он не заметит, как она сама манипулирует им.

Фиш ждал от нее новой партии, однако сегодня ночью Ева решила отложить работу и вместо того, чтобы спуститься в лабораторию, поднялась в кабинет и села за ноутбук. Настигшее ее на стадионе мучительное чувство одиночества – осознание, что рядом нет никого, кто может защитить и вступиться в решающий момент, заявив, что она не плохая и заслуживает второй шанс, – до сих пор не отпускало ее и изводило сомнениями. А возможен ли он вообще, этот второй шанс? Знание дает силу, как сказала Лиз. Ей единственной удалось пробиться сквозь стены, возведенные Евой, и что теперь станет с ними, окрепнут они или падут, Ева и сама не знала.

Приготовившись к худшему (что ее мать справилась с болезнью и счастливо живет в окружении семьи и друзей), Ева ввела в строку поиска ее полное имя – Рэйчел Энн Джеймс. В комнате было темно, горел лишь экран. За окном прошуршала машина, и снова воцарилась тишина, нарушаемая стрекотом сверчков.

Ева нажала «Поиск».

Экран заполнили строчки и фотографии. Ссылки на страницы в «Фейсбуке» и «Твиттере», на сайт Университета Небраски. Ева прокрутила результаты и открыла бесплатный сервис по поиску людей. Обнаружилось восемнадцать человек с таким именем, а вот возраст ни у кого не совпадал: ее матери сейчас должно быть около пятидесяти, а тут либо совсем юные девушки, либо глубокие старухи.

Еву трясло сильнее, чем во время самых опасных передряг с наркотиками. Хотелось бросить бесполезные поиски. Закрыть компьютер, вернуться к работе и все забыть. Впрочем, останавливаться уже поздно – она исправила поисковый запрос: «Рэйчел Энн Джеймс, Калифорния, некролог».

На сей раз первая же ссылка привела ее к цели. На экране появилась заметка из местной газеты Ричмонда, небольшого городка в нескольких милях от Беркли. О причинах смерти ничего не написано, указаны лишь дата и возраст, двадцать семь лет, и добавлено, что «у покойной остались родители, Нэнси и Эрвин Джеймс, проживающие в Ричмонде, штат Калифорния, и брат Максвелл (35)». И ни слова о Еве.

Уставившись в экран, она прислушивалась к пульсации собственной крови. В тот год ей исполнилось восемь. Третья приемная семья. Кармен и Марк. Возвращение в приют. И письмо от монахинь к ее родным. К тому времени ее мать была уже мертва, но бабушка и дедушка, Нэнси и Эрвин, только что освободившиеся от одной непосильной ноши, не стали брать на себя другую. Они отказались принять ее.