Джули Кларк - Последний рейс

– Я всех знаю, кто сюда заходит – не по имени, конечно, а в лицо. Вы новенькая.

– Я здесь проездом, – поспешно отвечаю я и начинаю собирать вещи.

Она смахивает крошки со стола и смотрит на меня.

– Не торопитесь. Сидите.

Отходит к прилавку и принимается варить кофе. Я откидываюсь на спинку и наблюдаю, как меняются цвета на светофоре.

В половине восьмого в кафе становится людно, и я ухожу. Бариста машет мне на прощание рукой. Я отвечаю на ее улыбку, ощущая, как в душе пробивается забытая радость.

Сегодня чудесное утро – грех не прогуляться (и вообще, не вечно же мне сидеть взаперти). Поэтому вместо того, чтобы поспешить к Евиному дому, я сворачиваю на запад по Херст-авеню и иду вдоль северной границы кампуса, любуясь гигантскими мамонтовыми деревьями и аккуратными зелеными лужайками. У западной оконечности кампуса поворачиваю на юг и иду в противоположном направлении, огибая его с другой стороны. Это тот самый университетский Беркли, который часто показывают в кино и описывают в книгах. У здания студенческого клуба, прямо на лужайке, играют на барабанах, поднимая настроение тем, кто спешит на занятия и работу. Я шагаю по склону холма к старому каменному стадиону. Резкий порыв ветра продувает насквозь мою легкую куртку, я дрожу, но не могу оторвать взгляда от Сан-Франциско, окутанного белым туманом, темно-зеленых холмов на севере и моста Золотые Ворота, прочерченного изящной красной линией на фоне серых волн залива. Где-то там под пеленой тумана скрывается приют, в котором выросла Ева. Маленькая брошенная девочка, затерянная среди небоскребов, сверкающих на солнце.

Обратно я возвращаюсь через кампус. То и дело меня обгоняют студенты, спешащие на занятия. Я пытаюсь представить среди них Еву: как она выходит из общежития и торопится в класс или стоит задумчиво на мостике через маленький ручей, бегущий к океану. Я останавливаюсь ненадолго, прислонившись к перилам. Ветер качает кроны огромных деревьев, и их шелест баюкает меня. Будь моя воля, осталась бы здесь навсегда.

Однако пора возвращаться. На обратном пути заглядываю в окно своего кафе – разговорчивая бариста дорабатывает утреннюю смену. Соседние заведения – букинистический магазин и парикмахерская – еще не открылись.

С непривычки у меня сбивается дыхание – дорога петляет вверх по холму мимо многоквартирных домов, частных коттеджей и дуплексов, вроде Евиного. Там течет обычная, размеренная жизнь. Мать кормит малыша, сидящего на детском стуле. Растрепанный, полусонный студент смотрит в окно.

Когда я поворачиваю на Евину улицу, то чуть не налетаю на идущего навстречу прохожего. Он подхватывает меня под руку, чтобы удержать от падения.

– Извините. Вы в порядке? – спрашивает он.

У него темные с проседью волосы, хотя лет ему по виду не больше, чем мне. Глаз не видно за солнечными очками. Длинное пальто с цветной подкладкой. Темные брюки, темные ботинки.

– Все в порядке, – уверяю я.

Интересно, из какого он дома? Уж не Евин ли сосед?

– Чудесное утро для прогулки после утреннего кофе, – говорит он.

Я отвечаю дежурной улыбкой и двигаюсь дальше, спиной ощущая его взгляд. К счастью, улицы здесь извилистые, и он не видит, в какой дом я захожу.

Заперев дверь, я застываю от ужаса. Как он узнал о кофе и прогулке?

Я спешу на второй этаж к ноутбуку, чтобы проверить почту Рори. Пока меня не было, он переслал Даниэлле запрос на образец моей ДНК и на мою зубную карту от Национального совета по безопасности на транспорте, снабдив его всего одним коротким приказом: «Разберись».

Я отворачиваюсь к окну, на улице уже совсем рассвело. Такое хорошее, солнечное утро. Было .

Если они занимаются опознанием тел погибших, то рано или поздно выяснят, что вместо меня на борту оказался другой человек, не значащийся в списках.

Открываю «Гугл-документы» и обнаруживаю обрывки разговора Рори и Брюса. Спешно прокручиваю наверх, в самое начало, и с удивлением понимаю, что обсуждают они вовсе не опознание, а какое-то письмо, полученное вчера ночью от некоего Чарли.

Читая, я будто снова слышу резкий тон мужа и его отрывистые приказы.

Рори Кук: Мы же заплатили наличными. Напомни Чарли, что не стоит нарушать договоренности.

Чарли ? О ком они? Единственный человек с таким именем, которого я знаю, – Чарли Фланаган, бывший главный бухгалтер фонда, вышедший на пенсию два года назад. Читаю дальше: Рори все сильнее злится, Брюс его успокаивает, все как всегда. Однако последний комментарий Рори вводит меня в ступор: за его обычной агрессивной манерой неожиданно проглядывает отчаяние.