Джули Кларк - Последний рейс

Что ж, отсутствие новостей – уже хорошая новость. Закрываю сайт Си-эн-эн и перехожу в почту Рори. У него не меньше пятидесяти папок для входящих писем из разных организаций, которые поддерживает фонд. Нахожу затерявшуюся среди них папку «Клэр» и осторожно открываю ее, стараясь случайно не нажать на непрочитанные письма. Сейчас там одни сообщения с соболезнованиями от друзей семьи, коллег его матери по сенату и людей, связанных с фондом. Я пролистываю страницу за страницей, скользя взглядом по бесчисленным вежливым отпискам, стандартным официальным посланиям и угодливым депешам, пока наконец не попадается кое-что интересное – копия письма с заголовком «Указания», отправленного Брюсом Даниэлле спустя несколько часов после объявления о трагедии, еще до признания меня погибшей. Открываю его и читаю:

Я дописываю официальное заявление. Оно должно быть готово до того, как будет определена дата пресс-конференции. Даниэлла, проведи, пожалуйста, беседу с персоналом в Нью-Йорке. Они не должны давать никаких комментариев журналистам. Напомни им о договорах о неразглашении.

Открываю другую папку, «Уведомления Гугл». Там тоже куча новых писем – Рори получает сообщения обо всех упоминаниях его имени в Сети, хотя сам их редко читает. Копии уведомлений направляются Даниэлле, в чьи обязанности входит следить за ними и докладывать Рори, если что-то потребует внимания. Буквально на прошлой неделе, когда мы возвращались с ней с собрания попечителей библиотеки и я обреченно пялилась в окно машины на слякотные улицы Манхэттена, она как раз просматривала уведомления. «Хвалебная статья в “Хаффингтон пост”. В корзину», – пробормотала она себе под нос и удалила письмо, а вслед за ним и еще десяток таких же, даже не потрудившись их открыть. Из-за нехватки времени она читала только статьи в крупнейших СМИ. Поймав мой взгляд, она вздохнула: «Надо нанять стажера, прежде чем начнется кампания. Уже сейчас уведомлений сотни, а позже будут тысячи».

Я пролистываю страницы с непрочитанными уведомлениями и усмехаюсь – даже Даниэлле с ее скрупулезностью и добросовестностью не справиться с потоком статей, хлынувшим в интернет после авиакатастрофы.

Открываю «Гугл-документы». Там по-прежнему пусто. «Последнее изменение сделано Брюсом Коркораном 36 часов назад».

Отхлебываю колу, пузырьки газа щекочут нос. Никому и в голову не придет сомневаться в моей гибели.

Я отрываюсь от экрана. На улице уже совсем рассвело. Комнату заливает нежный утренний свет, и она кажется очень уютной. Деревянный пол покрывает мягкий бордовый ковер, гармонично сочетающийся с теплым бежевым цветом стен, напоминающих стены нашей старой гостиной. Или уютной берлоги, в которой можно спокойно залечь в спячку до тех пор, пока обо мне не забудут.

Движимая любопытством, я открываю верхний ящик Евиного письменного стола. Какое-то время мне придется жить в ее доме, носить ее одежду, прятаться под ее именем, так что неплохо бы узнать о ней немного больше.

Поначалу меня сковывает робость, я словно боюсь быть застуканной и лишь нерешительно перебираю лежащие сверху выцветшие чеки, высохшие ручки и рекламные листовки местных агентов по недвижимости. Постепенно интерес и желание узнать Еву заставляют меня запустить руку поглубже и выгрести из дальнего угла на свет кучку канцелярских кнопок, скрепок и крошечный синий фонарик. В удивлении я перебираю эти мелочи, стараясь разглядеть за ними личность той, которая забросила их сюда, уверенная, что у нее найдется время когда-нибудь навести тут порядок.

Спустя два часа весь пол в кабинете завален бумагами, которые я выгребла из письменного стола. Я проштудировала их вдоль и поперек: банковские выписки, оплаченные счета за коммунальные услуги и кабельное телевидение, чеки, и везде значится лишь одно имя – Евино. В шкафу нашлась коробка с документами; в общем, ничего особенного, стандартный набор: свидетельство о регистрации автомобиля, карточка социального обеспечения и все такое прочее, – но ни свидетельства о браке, ни страховых документов, неизбежных при длительной болезни и смерти. Ощущение смутной тревоги, беспокоившее меня вчера вечером, когда я только осматривала дом, накрыло с новой силой. Здесь нет никаких личных вещей, семейных фотографий, памятных предметов. Ничего, что говорило бы о присутствии еще одного, другого человека, кроме Евы. Никаких следов любимого и безвременно почившего мужа.