Джули Кларк - Последний рейс

Я сделала глоток горячего ромашкового чая, наслаждаясь его нежным цветочным ароматом. Я искренне верила в спасение Евы, только не собиралась о нем рассказывать ни Даниэлле, ни ее матери. Если Ева захочет, она сама найдет способ сообщить о себе дорогим людям.

– И ты поняла, где меня искать, просто потому что Ева смотрела мои фотографии?

– Нет. Я поняла это, когда увидела ролик. Ты была в ее городе, с такой же прической, как у нее… – Даниэлла на секунду осеклась. – Решила рискнуть. Нашла Евин номер в телефоне у мамы и отправила тебе сообщение.

Даниэлла опустила голову, а когда снова ее подняла, то глаза ее блестели от слез.

– Я обязана была сделать хоть что-то после стольких лет молчания. Мне очень жаль, что я не смогла сделать больше. – Она вздохнула. – Думала, если буду следить за соблюдением графика и выполнением заданий, то смогу защитить тебя. Надеялась, что если буду работать достаточно усердно, то у него не останется причин злиться.

Я положила ладонь ей на плечо.

– Ты помогла мне как раз в тот момент, когда это требовалось больше всего.

Она сжала мою руку в молчаливом извинении. Запоздалом, но все же очень важном.

Несмотря на толстые стекла в окнах кабинета Рори, мы слышим вой сирен. Я оглядываюсь, пытаясь представить, как Даниэлле удалось сделать запись, которую она мне отправила.

– Последний вопрос. Как ты узнала, что надо записать именно тот их разговор? Ты догадывалась, о чем он будет?

Даниэлла входит в комнату и проводит рукой по спинке стула.

– Я как раз обнаружила видео с тобой в интернете, и, хотя мистер Кук ни словом об этом не обмолвился, его внезапная поездка в Окленд насторожила меня. Я надеялась подслушать их планы, чтобы предупредить тебя, и даже не думала, что удастся раздобыть такой компромат.

– Храбрый и безрассудный поступок.

– Моя мама сказала точно то же самое, – усмехается она и смотрит на часы. – Пора уходить. Время почти вышло.

Я закрываю тайник и иду за Даниэллой в гостиную паковать оставшиеся вещи.

Петра входит как раз тогда, когда я застегиваю молнию на сумке.

– Готова?

В последний раз осматриваю комнату – толстые ковры, дорогую мебель – все это больше уже ничего для меня не значит. Улыбаюсь и говорю:

– Готова.

Аэропорт им. Джона Кеннеди, Нью-Йорк

22 февраля, вторник

День крушения

Я сажусь на корточки и запихиваю в сумку мелкие монеты, раскатившиеся по полу в ногах у стоящих в очереди пассажиров. Телефон прижимаю плечом к уху.

Мой план прост. Сначала отойти в сторону, сделав вид, будто мне стало плохо и я решила прислониться к стене, отвернуться от очереди, устремленной к входу на трап, и затем с озабоченным видом направиться куда-нибудь в глубь аэропорта.

Я уже собираюсь притвориться, что у меня важный телефонный разговор, срочный и конфиденциальный, как вдруг откуда-то сверху, из-за толпы пассажиров, покорно ожидающих посадки, раздается голос:

– Мэм, у вас все в порядке?

Передо мной появляется сотрудник аэропорта, и я медленно поднимаюсь, мои колени дрожат.

– Я уронила сумочку, – говорю я с замирающим сердцем.

Лазейка захлопнулась. Возможность упущена.

– Ваш билет уже отсканирован, пожалуйста, оставайтесь в очереди.

Я возвращаюсь на свое место перед тетушками, ворчащими по поводу задержки рейса. Трап идет под уклон, увлекая меня за собой. Клэр уже на пути в Калифорнию, я чувствую укол вины: возможно, мне надо было хотя бы предупредить ее об опасностях, которые подстерегают ее там.

Очередь еле движется, а Клэр все не выходит у меня из головы. Интересно, могли бы мы подружиться, сведи нас жизнь при других обстоятельствах? Я была последней, с кем она разговаривала перед тем, как навсегда исчезнуть, единственной, кто знал о ее судьбе – и при этом не знал о ней ничего. Кого она любит? Что ценит? Во что верит? И верит ли вообще? Как она оказалась в таком положении?

Я понимаю, что мы с ней, несмотря на все различия, очень похожи – две доведенные до отчаяния, готовые на все женщины, не согласные больше играть роль, навязанную мужем или Дексом – системой, которая использует нас и отправляет на свалку; обществом, которое не желает нас слушать.

Я стараюсь отвлечься от гнетущих мыслей и сконцентрироваться на будущем. Лиз наверняка встревожится, ведь я не позвоню ей, как обещала, но успокоить ее я не смогу. Когда к ней явится агент Кастро, она должна будет без тени сомнения сказать, что я вернулась в Беркли с намерением поступить по закону.