Киран Харгрейв - Милосердные [litres]

Вдоль стен стоят длинные дощатые скамьи. На них сидят женщины: что-то шьют, разговаривают друг с другом. На стене рядом с камином – узкая полка, на которой стоят какие-то светлые камушки. Стол пододвинут поближе к камину, на столе – хлеб и рыба, кувшины с водой и светлым пивом. Урса думает, что, наверное, надо было принести какое-нибудь угощение с собой, может, лепешки, испеченные вчера.

Гул разговоров стихает не сразу, но постепенно женщины умолкают и глядят на Урсу во все глаза. Она знает их лица, она встречала их в церкви, но не слышала имен. Комната погружается в тишину, и только дети, играющие на полу, продолжают возиться, не обращая внимания на новых гостей. Тишина давит, как в тот первый раз в церкви, Урса смущается, смотрит себе под ноги.

Первой молчание нарушает Кирстен.

– Я же говорила, что она придет. – Она обращается к женщине, сидящей у камина. – Ты теперь небось рада, что поставила новые тарелки.

Женщина поднимается, подходит к Урсе и протягивает ей руку в приветственном жесте. Это фру Олафсдоттер, хозяйка дома.

– Я рада видеть вас у себя, госпожа Корнет.

– Пожалуйста, называйте меня Урсула. У вас очень хороший дом.

– Его построил отец моего мужа. – Фру Олафсдоттер чуть сдвигается вправо, и Урсе почему-то кажется, что она пытается закрыть собой полку рядом с камином.

Марен, стоящая рядом с Урсой, нервно переминается с ноги на ногу, но фру Олафсдоттер смотрит только на Урсу. Смотрит почтительно, чуть ли не благоговейно.

– Спасибо, что вы пришли.

– Это Марен меня пригласила, – говорит Урса, как бы подтверждая, что она не пришла сюда непрошеной гостьей. Фру Олафсдоттер по-прежнему старательно не замечает Марен, и Урса вдруг понимает, что эти двое не ладят друг с другом.

– Я рада, что вы пришли, – повторяет хозяйка дома и указывает на стол. – Пожалуйста, угощайтесь.

– Я бы чего-нибудь выпила, если можно, – говорит Урса, и фру Олафсдоттер берет кувшин, чтобы налить ей попить. Урса пользуется возможностью рассмотреть камни на полках. Кроме камней, в самом центре стоят две фигурки, грубо вырезанные из какого-то светлого материала. Видимо, из кости.

Фру Олафсдоттер выпрямляется и подает Урсе чашку, в которой плещется что-то странное. Какая-то мутная жидкость: не чай, не вода и не что-то крепкое. Урса украдкой принюхивается, не желая обидеть хозяйку.

– Это щавелевая вода, – говорит ей Марен. – Она кисловатая, но мне кажется, вам понравится.

Марен стоит так близко, что Урса чувствует запах ее дыхания, запах аниса. Это придает ей уверенности, и она осторожно делает глоток, стараясь не морщиться. Питье очень кислое, но с приятным сладким послевкусием, как у тех зимних яблок, которые Сиф покупает для рождественского пирога. Агнете их очень любила, вечно таскала с кухни и хрустела, как маленькая лошадка. При воспоминании о сестре у Урсы сжимается сердце. Она ужасно соскучилась.

Фру Олафсдоттер смотрит на нее с волнением, и Урса кивает и просит добавки, хотя к этой щавелевой воде еще надо привыкнуть. Женщины на скамье справа у очага чуть сдвигаются, освобождая место для вновь пришедших. Дийна вполне могла бы разместиться рядом с ними, но, посадив Эрика на пол вместе с другими детьми, она остается стоять у двери. Ее появление произвело на собравшихся точно такое же впечатление, как появление самой Урсы, и хотя Урсе неловко так думать, она все-таки рада, что на нее смотрят не так, как на Дийну: пусть настороженно, но без неприязни.

Разговоры возобновляются, но уже не так громко, как прежде. Женщины беседуют лишь со своими соседками справа и слева, а не кричат через всю комнату. Урса смотрит на Дийну поверх края чашки. Герр Касперсон, папин клерк, какое-то время прожил на Шпицбергене, где служил счетоводом в китобойной конторе. Он рассказывал, что лапландцы все сплошь низкорослые и диковатые с виду, с маленькими зубами, острыми, как иголки; что они носят шарфы из волчьих хвостов и остроконечные шапки. Но Дийна почти ничем не отличается от всех остальных, не считая высоких скул, смуглой кожи и неприязненного отношения к ней со стороны местных женщин. Урса гадает, знает ли Дийна о судах в Алте.

Эрик тоже сидит чуть в сторонке от других детей. Сидит, вытянув ноги перед собой. Он отличается от остальных уже заметнее: его рот слегка приоткрыт, взгляд рассеянный, лицо какое-то вялое, совершенно застывшее. Может быть, он чем-то болен, думает Урса. Агнете в младенчестве тоже слегка отставала от других детей. Но потом, несмотря на телесные недуги, ее разум сделался острым и ясным. Может быть, так же будет и с Эриком.