Фиона Бартон - Дитя

– Ясно. Когда вы похоронили своего ребенка?

– В тот же день.

– А как умер ваш ребенок?

Тут внезапно подает голос Пол:

– Эмма, ты не обязана отвечать на этот вопрос.

– Все в порядке, Пол, – отвечаю я мужу. – Я хочу рассказать полиции все, что мне известно. Никаких больше тайн.

Я вновь поворачиваюсь к полицейскому и говорю:

– Я не знаю, как он умер. Когда он родился, то вообще не произвел ни звука.

Я словно вновь оказываюсь в той давящей тишине ванной – и стискиваю лежащие на коленях кулаки.

– Миссис Симмондс, у нас есть результаты экспертизы ДНК, подтверждающие, что это дитя – Элис Ирвинг, – очень мягко, словно разговаривая с ребенком, произносит инспектор. Небось думает сейчас: «Поосторожнее с этой сумасшедшей».

– Тогда у вас, должно быть, вкралась какая-то ошибка, – уверенно говорю я. – Там никак не может быть двоих новорожденных.

Детектив озадаченно потирает голову. Волосы у него очень короткие – этакий ежик светлых волос, пробивающихся из-под кожи. Любопытно, что чувствуешь, когда потираешь их ладонью? Я определенно уплываю мыслями. «Надо сосредоточиться», – говорю я себе и начинаю сквозь одежду вращать себе кожу на животе.

– Вы правы, это было бы в высшей степени странно, – кивает инспектор Синклэйр. – Вы хорошо себя чувствуете, миссис Симмондс?

– Да, благодарю вас, – отвечаю я и подвигаюсь к самому краешку стула, чтобы показать, что внимательно его слушаю.

– Моя жена пережила очень серьезную психологическую травму, – вставляет Пол, и я взглядом прошу его умолкнуть.

– Все хорошо, Пол.

Детектив-инспектор коротко кашляет, прочищая горло.

«Должно быть, затрудняется со следующим своим вопросом».

– Если не ошибаюсь, вчера вечером вы разговаривали с представителем прессы. Это так?

Я киваю. И тут мне делается нехорошо. «Он разговаривал с Кейт! Почему же она ничего мне не сказала? Она солгала мне». И у меня в мозгу начинает копошиться мысль, что никому на свете нельзя доверять.

– Вы заявили журналистке, что совершили тогда нечто ужасное. Скажите, что такого ужасного вы совершили, Эмма? Вы имеете какое-то отношение к погребению Элис Ирвинг?

Назвав по имени, детектив захватывает меня врасплох, и я сперва не слышу последовавшего за этим обвинения. Но потом до меня вдруг это доходит.

– Нет, конечно же нет! Это вовсе не Элис. Почему вы мне не верите? «Нечто ужасное», которым я все время терзала себя с четырнадцати лет, – это то, что у меня был интимный акт с любовником моей матери. И я была уверена, что сама вынудила его к этому.

Синклэйр вскидывает бровь.

– Он сказал, что это я соблазнила его и что если я расскажу кому-то о том, что мы с ним сделали, то мама навсегда меня возненавидит, – словно прорывает меня, и я говорю, уже не в силах остановиться: – Но это было не так. Только теперь я это поняла. Он изнасиловал меня и заставил меня чувствовать себя в этом виноватой.

Когда я рассказываю о том, как потеряла невинность, детектив вскидывает на меня внимательный взгляд, и я невольно задаюсь вопросом, есть ли у него дочери.

– Вы говорите, что были изнасилованы? – переспрашивает он.

– Да, меня изнасиловал Уилл Бернсайд.

Вот и все. Сказанного уже не воротишь, и назад пути нет.

Полицейский заносит это к себе в записи.

– И вы заявляете, что он отец ребенка, которого вы, по вашему утверждению, тогда родили? – уточняет он.

Я киваю.

Пока он заканчивает писать, возникает небольшая пауза, и я опускаю веки.

Открыв глаза, я вижу, что детектив-инспектор вынимает из папки фотографии и кладет их стопочкой на стол изображением вниз.

– Миссис Симмондс, – говорит он, вновь беря официальный тон, – я хотел бы показать вам фотографии, сделанные на «Поляроиде», которые оказались в нашем распоряжении в ходе другого уголовного расследования. Можно попросить вас взглянуть на эти снимки – вдруг вы сможете узнать кого-либо из этих женщин?

Я не понимаю, о чем речь, и взглядываю на Пола. Тот тоже в недоумении.

Тогда детектив-инспектор переворачивает фотографии и раскладывает по столу, чтобы я могла увидеть их все. Поначалу я ничего там не могу понять. Вижу лишь какие-то фрагменты чего-то. Явно людей. То есть разные части людей. Нога, грудь, щека… Постепенно изображения оказываются в фокусе, и фрагменты складываются передо мной воедино. Я смотрю на лица – глаза у них открыты, но взор невидящий, пустой. Омертвелый. Как на лице у Барбары. На том снимке, что был у Уилла в ящике стола. Это явно те самые снимки, что Кейт прихватила у Аль Соэмса.