Фиона Бартон - Дитя

Пол ставит на скамейку кофе и берет меня за руки, слушая мой рассказ об Уилле. Он очень бледный и, пока я говорю, сидит не шелохнувшись.

Когда я умолкаю, он по-прежнему сидит неподвижно, точно изваяние.

– Мне очень жаль, Пол, – тихо говорю я. – Мне совсем не хотелось приносить в твою жизнь подобные несчастья.

Пол глядит на меня, и в глазах у него слезы.

– Эмма, – произносит он, – я всей душой готов тебе поверить. Но это очень серьезные обвинения. И если они не соответствуют истине… Если ты ошибаешься, пусть даже в каких-то деталях, это повлечет нешуточные последствия. Ты ведь это понимаешь, да?

– Это все абсолютная правда, Пол. Клянусь.

Тогда он обхватывает меня обеими руками и начинает легонько покачивать. Я съеживаюсь в его объятиях точно ребенок, и это приносит мне успокоение.

– Эмма, – говорит он наконец, – что же теперь будет?

– Не знаю. Теперь все зависит от полиции. Хочу к ним сходить поговорить. Ты пойдешь со мной?

Кажется, мы целую вечность сидим с Полом в участке в комнате ожидания, пока найдут нужного нам инспектора полиции.

Мы поднимались сюда по лестнице, держа друг друга за руку, словно так ощущали себя намного сильнее. И все равно я чувствовала, как от меня к Полу и обратно перебегает ледяная дрожь. Когда мы дошли уже до двери, Пол взглянул на меня и улыбнулся:

– Все будет хорошо, Эм.

Я в ответ кивнула.

Забавно, я всегда представляла, как у меня на пороге появится полиция. И вот пожалуйста – сама теперь оказываюсь перед их дверьми.

У стойки дежурного мы называем свои имена и говорим, что хотим побеседовать с детективом-инспектором Синклэйром. Именно он упоминался в статьях об Элис Ирвинг как офицер, ведущий это дело. Дежурящий молодой полицейский просит нас пока присесть, и Пол пристраивается рядом с мужчиной, которого, судя по его виду, крепко избили. Он пьяный, весь в крови и плачет. Пол дает ему несколько бумажных платочков, чтобы утереться, и даже пытается с ним говорить, но тот настолько не в себе, что, похоже, его и не слышит.

Я сижу рядом с Полом, легонько подергивая коленом в такт звучащей во мне мелодии.

Когда нас наконец вызывают к стойке, Пол касается моего плеча, и мы дружно встаем.

Мы невероятно долго куда-то идем, и от широких шагов констебля по коридору разносится гулкое эхо. Все вокруг кажется каким-то гиперболическим – и ход времени, и окружающие звуки, и сияние множества ламп. Я впиваюсь ногтями себе в кожу под ручкой сумочки. «Все будет хорошо, Эм», – повторяю я про себя как заклинание.

Усадив нас в одном из кабинетов, молодой полицейский ничего не объясняет, но предлагает пока чего-нибудь попить и приносит нам сладкий чай в тонких пластиковых чашках, которого ни я, ни Пол не переносим. Мы молча продолжаем ждать. Каждый словно затаился в собственном мыльном пузыре. Между нами сказано уже все, что мы могли сказать друг другу.

– Больше никаких секретов, – решительно заявила я Полу после разговора в парке.

– Никаких, – ответил он и отвернулся.

И вот теперь мне предстоит поведать свои тайны инспектору Синклэйру. Интересно, поверят они мне, что ребенок вообще не дышал? Или они решат, что я его убила? Тогда меня могут сразу отправить за решетку.

Наконец в кабинет тихо входит детектив-инспектор и сразу представляется. Он не так и стар, как я предполагала. Щекастое лицо. Предельно вежливый. Садясь за стол и открывая папку, он надевает очки для чтения. Мне видно, как из-под стопки документов высовывается краешек фотографии. Заметив, что я туда смотрю, он закрывает папку.

– Итак, миссис Симмондс, – говорит он, – не могли бы вы объяснить, почему решили сегодня к нам прийти?

Я к этому полностью готова.

– Для того, чтобы сообщить вам, что младенец, которого вы нашли на Говард-стрит, не Элис Ирвинг. Это мой ребенок. Ребенок, которого я родила через неделю после своего пятнадцатилетия. – Свое заявление я подготовила заранее.

Офицер внимательно глядит на меня. Так же, как глядела Кейт. Оценивающе. Взвешивая каждое мое слово.

– Когда родился ваш ребенок, миссис Симмондс?

– Первого апреля 1985 года. Я родила его одна, без чьей-либо помощи, в ванной дома номер 63 по Говард-стрит.

– Для вас это, верно, было жуткое испытание, – произносит инспектор.

Но я понимаю, что он мне не очень верит. Просто разыгрывает сочувствие.

– А кто-нибудь знал о вашей беременности или о родах?

– Нет, мне было слишком страшно и стыдно, чтобы кому-либо об этом рассказать. Я все это скрыла.