Сабин Дюран - Солги со мной

– И что ты просила меня починить машину, – продолжал я. – И поэтому я пошел в сарай, поэтому брал в руки гаечный ключ и бандану. Я не знаю, как они попали в колодец – кто-то бросил их туда, чтобы меня подставить.

Элис сжала руки на животе. Ее глаза были пусты.

– Если бы я хотела ее починить, зачем бы стала просить тебя?

– Потому что ты знала, что когда-то я работал механиком.

– В самом деле?

Она смотрела на меня в упор. В воздухе повеяло стужей.

– Я тебе говорил, помнишь?

– Настоящим механиком? – переспросила она.

Меня охватила зловещая тревога, по коже пробежала дрожь.

– Футболка… – медленно выговорил я. – Из клуба «Зевс», та, которую ты терпеть не можешь. Скажи лейтенанту, что она была у меня в Лондоне несколько недель назад! Ты ее видела!

Она быстро облизала языком нижнюю губу. Не разжимая пальцы, потерла друг о друга ладони.

– Какая футболка, Пол?

– Из ночного клуба в Элунде, «Зевс сведет тебя с ума».

Я видел, как вздымается ее грудь. Медленно выдохнула.

– Та, в которой ты был в день исчезновения Джесмин?

– Да, да, та! Скажи ему, что ты видела меня в ней в Лондоне. Скажи ему!

Она бросила взгляд через плечо. Гаврас переступил с ноги на ногу и приподнял голову.

– Я надел ее под свитер и показал тебе в спальне, в Клапхеме. Помнишь? В шутку. В смысле, «я сведу тебя с ума». – Я понизил голос. – Неужели не помнишь? Ты сказала, что терпеть ее не можешь. Сняла с меня, мы занялись любовью…

Она покачала головой.

– Элис, футболка…

Я втянул воздух, чувствуя, как напрягается каждая мышца на лице. Мой последний шанс, ее последний шанс…

– Почему ты молчишь?

Когда уголки ее рта поползли вниз и она покачала головой, у меня в груди разверзлась пропасть.

Только Элис могла украсть футболку, только она могла бросить ее в колодец!

Я подумал о выражении ее лица у бассейна, еще до того, как мы узнали, что именно нашел Гаврас. Как быстро она вскочила! Как сильно ее удивление смахивало на страх! – Потому, что она знала, что там Джесмин! Она ждала этого долгие дни, прислушиваясь к каждому рыку техники, громыханию экскаваторов и треску отбойных молотков.

– О Элис… – Я резко опустился на жесткую скамью. – Ты знаешь, кто ее убил…

Она повернулась и пошла к двери. Наклонилась и неловко поправила соскользнувшую с пятки лодочку. Кожа задника была мягкая и смята гармошкой.

– Не знаю, о чем ты.

– Ты кого-то покрываешь, да? О Элис! Так же, как покрываешь Луиса!

Она запнулась, посмотрела на Гавраса и снова на меня. Времени оставалось мало, и я выпалил:

– Это Ивонн? Или Эндрю? Как ты можешь позволить им думать, что это я? Что ты делаешь?! Ты знаешь, что я не имею никакого отношения к смерти Джесмин!

Она помедлила. Гаврас открыл дверь и уже наполовину вышел, делая ей знак следовать за ним.

Ее плечи дрожали. Я подумал, что она плачет, но ошибся.

– Могу я на минуту остаться с мистером Моррисом наедине? – спросила она.

Они с Гаврасом шепотом посовещались; дверь со щелчком захлопнулась. Элис пересекла комнату, подошла к скамье и наклонилась к моему уху.

– Ты имеешь отношение к смерти Джесмин! И еще как!

Придвинулась ближе, оперлась о меня грудью, чтобы не упасть. Наши щеки соприкасались.

– «Гиоргио», в ночь, когда она умерла!

– Не понимаю.

– Твои жестокие слова о Флорри… – Она качнулась назад на пятках и продолжила более спокойно: – Если ты дрянной человек и говоришь такое, будут последствия. Я тогда чувствовала себя немного лучше. Эндрю и я – мы разговорились с французской парой. На несколько секунд я позволила себе забыть свое горе. А потом – ТЫ. Я не могла этого вынести. Не могла дольше там оставаться. Эндрю умолял не уходить или позволить ему меня отвезти, но мне просто надо было немедленно оттуда сбежать, оказаться вдали от людей… Всех… Я… Мне не следовало садиться за руль. Я была пьяна, я плакала, перед глазами расплывалось. Я не могла вести машину. – Она стиснула зубы. – Но я поехала, из-за тебя! Так что да, ты виноват, ты имеешь отношение к смерти Джесмин!

Долгое молчание.

– Чувствуешь? – спросила она. – Теперь чувствуешь?

– Ее убила ты. Ты убила Джесмин…

Она внимательно глядела на меня, как будто решая, удостоить ли ответом. Потом произнесла, почти небрежно:

– Это был несчастный случай.

– Все эти годы – десять лет – ты сидела рядом с Ивонн! Ты знала, что ее дочь мертва, и позволила ей страдать! Я думал, ты веришь в правду и честность. Я думал, ты добра…