Харлан Кобен - Не отпускай

– Ни слова. А что я мог сказать? Я и сам не знаю.

– Это часть моего плана, – говорю я. – Того, что не лучший.

– Но лучше, чем вообще никакого, наверное. Я посмотрю запись. Позвоню тебе, если увижу что-нибудь.

«Ржавый гвоздь» отремонтировали – покрыли виниловым сайдингом кедрового оттенка, поставили красного цвета дверь. Я паркуюсь. Слева и справа – желтый «форд-мустанг» с номером «чердер-слоко» и некий гибрид автобуса и фургона, с надписью на борту: «Дом престарелых округа Берген». Не знаю, что имел в виду Оги, когда говорил, что заведение прежде было дешевым баром. Снаружи он, на мой взгляд, таким и остался. Единственное изменение, которое я замечаю, – это длинный пандус для кресел-каталок. Раньше его не было. Я поднимаюсь по ступенькам, открываю тяжелую красную дверь.

Первое, что бросается в глаза: клиенты заведения – в возрасте.

В весьма солидном возрасте. По моей прикидке, в среднем около восьмидесяти. Вероятно, их привезли из дома престарелых. Занятно. Старики совершают коллективные вылазки в супермаркеты, на ипподромы, в казино.

Так почему не в таверны?

Второе, что я вижу: в середине зала претенциозный белый рояль с серебристой окантовкой – вещь, которую сам Либераче [25] Владзи Валентино Либераче – американский пианист, певец и шоумен. В 1950–1970-е годы – самый высокооплачиваемый артист в мире. назвал бы слишком кричащей, – и вазой для чаевых. Так и представляю себе концерт Билли Джоэла и чуть ли не воочию вижу «писателя из агентства недвижимости» и моряка Дейви, которые нянчат стаканчики с виски в руках [26] Билли Джоэл – американский автор-исполнитель песен и пианист. В песне Джоэла «Пианист» есть строка: «Пол – настоящий писатель из агентства по продаже недвижимости»; Пол и Дейви – персонажи из этой песни. . Но никого, подпадающего под эти описания, я не вижу. Зато вижу множество ходунков, тростей и кресел-каталок.

Пианист наигрывает «Sweet Caroline». Без этой песни не обходится ни одна свадьба, ни одно спортивное мероприятие, ее любят одинаково дети и взрослые. Престарелые клиенты с энтузиазмом подпевают. Делают это не в такт, фальшивят, но им все равно. Милая сценка.

Я точно не знаю, кто из них Энди Ривз. Представлял себе человека лет шестидесяти пяти, коротко остриженного, с военной выправкой. Некоторые из стариков, пожалуй, соответствуют такому образу. Я вхожу в зал. Теперь замечаю нескольких здоровенных молодых парней, они стреляют глазами, как охранники, и я решаю, что это бармены или, может быть, помощники стариков.

Пианист поднимает голову, смотрит на меня и кивает. У него нет ни короткой стрижки, ни военной осанки. Пушистые светлые волосы и бледное лицо, словно после химического пилинга, как я себе представляю этот процесс. Он кивком подзывает меня сесть у рояля, а толпа стариков громко поет: «Там-там-там, еще никогда не было так хорошо».

«Так хорошо, так хорошо, так хорошо…»

Я сажусь. Один из стариков обнимает меня за плечи, желая, чтобы я присоединился к пению. Без энтузиазма подпеваю: «Я всегда думал…» – и жду, что кто-нибудь, предпочтительно Энди Ривз, подойдет ко мне. Напрасные ожидания. Я оглядываю зал. Вижу плакат с четырьмя счастливейшего и здоровейшего вида стариками перед рекламой «Виагры», и на груди у каждого слова: «Во вторник днем бинго – порция выпивки за $3». У бара несколько человек – как я понимаю, помощники-бармены – наливают что-то красное в пластиковые стаканчики.

Когда «Sweet Caroline» заканчивается, старики одобрительно улюлюкают. Я чуть ли не с нетерпением жду следующей песни, наслаждаясь этой квазинормальной обстановкой, но пианист с пушистыми волосами встает и объявляет короткий перерыв.

Старики бурно выражают недовольство.

– Пять минут, – повторяет пианист. – Ваша выпивка у стойки бара. Придумывайте ваши пожелания.

Это их немного успокаивает. Пианист вынимает деньги из сосуда, похожего на здоровенный стакан для бренди, подходит ко мне и говорит:

– Детектив Дюма?

Я киваю.

– Я Энди Ривз.

Первое, что я замечаю: говорит он чуть с придыханием или сипловато.

Он садится рядом со мной. Я пытаюсь угадать его возраст. Несмотря на ту причудливую косметическую операцию, после которой его лицо отливает блеском, ему не больше пятидесяти пяти, правда и военная база закрылась всего пятнадцать лет назад. С какой стати он должен быть старше?

Оглядываю зал.

– Это место… – говорю я.

– Что с ним не так?

– Оно кажется мне таким далеким от Министерства сельского хозяйства.