Анатолий Борзов - Anenerbe [СИ]

— Какие? — уточнил Виталий Борисович.

— Интересные, — еще больше запутал управляющий делами.

Приближался вечер — еще один итог еще одного прожитого дня. Спешил народ в направлении, противоположном утреннему маршруту. Те же озабоченные лица, вот и малыш с молодой мамашей о чем-то беседуя, неторопливо шагали с работы. Кроха, как и полагается, из садика, а юная мать — неизвестно откуда. Брели домой, чтобы завтра вновь отправиться и вновь вернуться — он пока не вырастет, она — пока не состарится. А затем уже он будет тащить в садик крохотную девочку, а крохотная девочка еще более крохотного мальчика…

Фотография — секундное отражение прошлого. Нажал кнопочку и ты в истории — буднично и никакой романтики. А прежде — событие, которое если и можно с чем сравнить, так только с праздником. И фотограф — если не маг и волшебник, посвященный в некую тайну, то личность уважаемая и творческая. В его власти придать вам больше выразительности, нежели есть на самом деле, сделать мужчину — мужественным, а женщину — загадочной и прекрасной. И говорили прежде не «снимок» или «фото», а портрет, что подразумевает художественный подход мастера, способного перенести на бумагу внутренний мир героя. Никакой оговорки, каждая работа — небольшое произведение исскуства, дилетантов и ремесленников среди фотографов прежде не было.

Виталий Борисович почувствовал сразу — перед ним портрет. Потемневший от времени, немного мятый, но портрет. Взгляд в прошлое и такой же ответ. Они смотрели друг на друга: Виталий Борисович и Ефим Пафнутьевич. И если товарищ Шумный видел только серьезного мужчину в кожаной тужурке, ушастых галифе и блестящих сапогах, то товарищ Сидорчук смотрел сквозь своего коллегу холодным и пронзительным взглядом. По всей видимости, он не замечал не только Виталия Борисовича, но и всех остальных, включая фотографа. Неожиданно родилась мысль, как бедный фотограф не только выдержал взгляд, от которого поползли мурашки, но и смог передать его бумаге — еще более равнодушной и холодной субстанции?

— Вот ты, значит, какой! — неожиданно для себя произнес Виталий Борисович, — гость из прошлого.

Ефим Пафнутьевич не ответил, однако и взгляда не отвел — словно собирался пробурить в голове у товарища Шумного дырку. Если на фото остался столь проницательный взгляд, что тогда говорить о том, кем в действительности был Сидорчук. Можно только представить, какие минуты пережил бедный фотограф, настраивая камеру и глядя в объектив — не позавидуешь.

Горелик, как всегда, не спешил открывать дверь, однако и Виталий Борисович не собирался сдаваться — безжалостно крутил древний звонок. Не открывает! Глянул в пролет, и едва не закружилась голова — высоко!

Вновь подошел к двери и прислушался. Тихо. Но за тишиной кто-то явно присутствовал. Этот кто-то стоял и слушал, как слушает Виталий Борисович!

Толкнул дверь — открылась. Нехотя отползла, обозначив крохотную щель, куда если и поместится, так только такой же крохотный взгляд — не более. В следующее мгновение Виталий Борисович ойкнул — издал и вовсе нехарактерный для себя звук — то ли от удивления, то ли от неожиданности. Глаза! Из темноты на него смотрели два крошечных огонька.

— Алексей Митрофанович?

Огоньки вспыхнули, как угольки в ночи, и стали набирать силу — из зеленых превратились в бледно-желтые. И еще Виталий Борисович почувствовал дыхание — так скрипят дряхлые легкие или подол женского платья.

— Это вы?

Товарищ Шумный на сей раз вздрогнул — вопрос прозвучал над самым ухом, если не в голове.

Горелик стоял рядом и тяжело дышал. Только стоял он позади, не в квартире, а на лестничной площадке. Стоял и тяжело дышал.

Виталий Борисович возможно впервые за многие годы растерялся и не знал, что ответить.

— А дверь кто открыл? — спросил Алексей Митрофанович и подозрительно уставился на милиционера.

— Сама открылась.

— Сама?

— Я только толкнул, она и открылась.

— Странно, — произнес Горелик, — я помню, как ее закрывал. Или закрывал я ее вчера? Нет, вчера я не мог ее закрывать, вчера я никуда не выходил.

— Там кто-то есть, — мотнув головой, сказал Виталий Борисович, — в вашей квартире кто-то есть. Я видел.

— Что вы видели?

— Не знаю что или кто, но в вашей квартире кто-то есть.

— Что вы видели? — повторил математик.

— Огоньки. Два зеленых огонька.