Анатолий Борзов - Anenerbe [СИ]

— Только недолго, мы на прошлой неделе три дня стояли, заказчика подводим, едва уговорил — кругом конкуренты. Понятно, что дело важное, но и вы меня поймите, я же не могу круглосуточно сидеть в конторе.

— Пятнадцать минут, — пообещал Виталий Борисович, — со мной пройдете или бумажку напишите?

— Да бросьте вы! Говорите, но только короче.

Николай только кивнул и выключил станок, который еще некоторое время по инерции вращался и скрипел от недовольства. Сели у входа на приготовленные к отправке оконные блоки, еще пахнувшие свежей древесинной.

— Капитал давит? — для начала поинтересовался товарищ Шумный, наблюдая как Николай решил совместить полезное с приятным — доставал непослушными пальцами сигаретку.

— Прежде тоже давили, — не поддержал милиционера Сиваков, — заявление, что ли, написал?

— Меня не интересует драка и заявления никто не писал. Нет заявления.

Взгляд удивленный и не такой сердитый — можно продолжать.

— Вы говорили, видели покойника, — продолжил Виталий Борисович, — вот покойник меня и интересует.

Струйка дыма — кисловато-горькая неожиданно заползла не по назначению — товарищ Шумный кашлянул и посмотрел на часы. Однако Николай продолжал курить, молчать, явно над чем-то размышляя.

— Покойника звали Сидорчук, — наконец произнес он, — Ефим Пафнутьевич Сидорчук. Мой отец ему гроб делал. Он всем делал гробы, этим и жил. Приходил, снимал мерку, а потом делал гроб — за три дня, если по индивидуальному заказу. Это сейчас хоронят, как придется, а прежде, отец сказывал, иначе люди жили и помирали иначе. Лично его я не знал, не было меня — не родился еще, а фотография была. В галифе и кожанке на ступеньках стоит. Ефим Пафнутьевич. Важная персона. А тут на днях иду домой. Фонари не горят, но уже темно, и прохожих, чтобы как днем, не много. Нет вообще прохожих — времена-то нынче смутные, себе дороже под раздачу попасть. Молодежь озорует и не посмотрит — тукнут по голове, а уж потом разбираться будут. Вижу: идет кто-то навстречу, а у меня в кармане всегда гайка, — и Сиваков наглядно продемонстрировал средство самозащиты. Сжал в руке, и в сторону, от греха подальше — не понравился мне прохожий. И сам не знаю почему, что-то в нем было.

— Агрессия? — подсказал Виталий Борисович.

— Агрессии не было, нервозность какая-то и мурашки забегали.

— Как он был одет?

— Обычно, ничего особенного — плащ или пальто, не помню, брюки… не до того было, чтобы разглядывать. Ну и замедлил шаг, а потом и вовсе остановился — любопытство взыграла и мысль в голову — а где я его мог видеть прежде? Проходит, значит, он мимо и как на меня зыркнет!

Николай крепко затянулся и поднял глаза.

— Вы покойников видели?

— А как же, — кивнул Виталий Борисович.

— И я видел. Этот точно покойник! Только глаза открыты, а так — вылитый покойник. И глянул он меня, как покойники глядят! Ужас! Щеки впалые и ни кровинки.

— А почему Сидорчук?

— Не знаю. Домой добрался — всего колотит и сна ни в одном глазу. А взгляд словно приклеился. Я и лицо ополоснул и заварки глотнул — ничего не помогает. Помню, что прежде видел, а где — не пойму. А через день полез в шкаф — искал что-то. И тут его увидел — Ефима Пафнутьевича. Только на фото он был живой, а вечером мертвый.

— А почему вы решили, что ваш отец делал ему гроб?

— Почему?

— Да, почему?

— Я же говорю: отец всем делал гробы, а потом откуда взялась фотография?

— И откуда она взялась? — спросил Виталий Борисович.

— Не знаю. Откуда берутся фотографии? Дарят, наверно. Он же нам не родственник или знакомый.

— А кто он?

— Никто. Просто Ефим Пафнутьевич Сидорчук. Так, по крайней мере на обратной стороне написано.

— Интересно.

Николай затушил окурок и вновь поднял глаза.

— А что тут интересного, когда по вечерам покойники бродят? Фотография-то древняя и мужик тоже древний. Чего ему не лежится? Чего он шастает — людей пугает.

— Еще вопрос — где и когда вы его видели?

Николай назвал время и адрес.

— Не ошиблись?

— Еще в своем уме, не беспокойтесь, память прекрасная.

— Фотографию у вас попросить можно? Она вам нужна?

— Забирайте, — согласился Сиваков, — я и сам хотел было выбросить. К чему мне она? Завтра и принесу.

Положенное время явно истекло, дверь из ангара отворилась и появилась голова напарника Николая.

Любопытно. Виталий Борисович шагал в направлении родного ведомства и размышлял над полученной информацией. А вдруг это один и тот же покойник? Тот, которого видели и математик и Сиваков? Опыт прошлого подсказывал — самые невероятные идеи имеют право на существование. Что на первый взгляд является полным бредом, на поверку заслуживает куда большего внимания.