Давид Лагеркранц - Девушка, которая должна умереть

Ночь на 27 августа

Инспектор криминальной полиции Ульрика Йенсен проводила первый допрос с Томасом Мюллером, поступившим в десять минут двенадцатого в государственную больницу Копенгагена с ожогами в области груди и предплечий.

Ульрике было сорок четыре года, и она долгое время работала в отделе сексуальных преступлений. Но недавно ее перевели в отдел преступлений, связанных с применением насилия в отношении личности. Ульрика часто работала в ночную смену – только так у нее и оставалась возможность немного побыть с семьей и маленькими детьми. Теперь она полагала, что уже получила от господина Мюллера полагавшуюся порцию бреда и пора наконец приступить к делу.

– Понимаю, что вам очень больно, – сочувственно начала она, – и вы находитесь под действием морфина. Тем не менее постарайтесь сосредоточиться. Итак, что вы видели?

– Я никогда не встречал таких глаз, – пробормотал Томас Мюллер.

– Это я уже слышала. Вы должны дать мне конкретные наводки. Были у этой женщины какие-нибудь особые приметы?

– Она молода, очень маленького роста, черноволосая и говорит, как привидение.

– То есть?

– Без каких-либо эмоций, совершенно. Как будто думает о чем-то другом.

– Что именно она говорила, не припомните?

– Что никогда не гладит свою одежду, поэтому, возможно, не сумеет сделать это хорошо. И что в моих интересах лежать тихо.

– Звучит устрашающе, – согласилась Ульрика.

– Она больная.

– Что-нибудь еще?

– Что она вернется, если я…

– Если вы что?

Томас Мюллер заворочался на койке и уставился на инспектора как безумный.

– Если вы что? – повторила Ульрика Йенсен.

– Если не оставлю свою жену в покое, – закончил фразу Томас. – Я не должен искать с ней встречи ни при каких обстоятельствах, дать ей развод, и…

– Ваша жена путешествует? – перебила инспектор.

– Да, она… – Томас пробормотал что-то невнятное.

– Что «она»? Что за проблемы у вас с женой?

– Клянусь, я ничего ей не сделал. Она сама…

– Что?

– Оставила меня.

– Почему она это сделала, как вы думаете?

– Потому что она чертова…

Томас Мюллер осекся. Он оказался достаточно разумным, чтобы не договорить фразу. А Ульрика Йенсен, в свою очередь, поняла, что у преступления имеется некрасивая предыстория, которой тем не менее решила пока не касаться.

– Больше ничего, что могло бы нам помочь? – спросила она.

– Она сказала, что мне не повезло.

– В каком смысле?

– Что этим летом на нее свалилось слишком много дерьма, и поэтому она зла.

– Что она имела в виду?

– Откуда мне знать…

– Как вы расстались?

– Она сорвала скотч с моих губ и еще раз все повторила.

– Что вы должны держаться подальше от своей жены?

– Да. И я ответил, что больше не хочу ее видеть.

– О’кей, звучит вполне разумно. То есть с женой после этого вы не говорили?

– Я понятия не имею, где она находится, я же сказал. И потом… Вы должны действовать, поймите. Эта женщина больна, она опасна.

– Мы сделаем все возможное, – заверила Ульрика Йенсен, – это я вам обещаю. Правда, тут есть одна странность…

– Что за странность? – насторожился Томас.

– Похоже, все камеры наблюдения в квартале вышли из строя. Поэтому нам практически не за что зацепиться.

Ульрика Йенсен вздохнула. Никогда еще она не чувствовала себя такой измотанной после допроса.

После полуночи, в такси, на пути из Арланды в город, Лисбет набрала в «Гугле» фамилию адвоката по бракоразводным процессам, которого ей посоветовала Анника Джаннини, как вдруг мобильный сигнализировал поступление эсэмэски от Блумквиста по секретной линии. Саландер слишком устала, чтобы читать его, поэтому продолжала заниматься адвокатом, поминутно переводя взгляд за окно. Что с ней случилось?

Она думала о Паулине. Похоже, Лисбет и в самом деле любила ее на свой лад, но в чем это выражалось? Она не моргнув глазом отправила бы Паулину к родителям в Мюнхен, несмотря на все ее отчаяние и реальную угрозу жизни. А потом так накинулась на ее мужа, словно местью хотела возместить недостаток любви. Лисбет не смогла убить Камиллу, несмотря на все то зло, которое та ей причинила, зато едва не лишила жизни Томаса Мюллера в Копенгагене…

Когда Лисбет нависла над ним с утюгом в руке, перед глазами возникло лицо Залаченко, а потом адвоката Бьюрмана и психиатра Телеборьяна – и она словно взорвалась. Собрала в кулак всю свою волю, благодаря которой только и смогла справиться с приступом ненависти. И это был редкий случай, когда она совладала с собой. В последнее время все чаще было наоборот: сомнения охватывали ее, когда нужно было действовать, а безумное желание действовать – когда требовалось сохранять спокойствие.