Джоди Пиколт - Второй взгляд

Когда Мередит было примерно столько же лет, сколько сейчас Люси, ее собаку сбила машина. Мама отвезла Билли к ветеринару, и тот сказал, что вылечить пса невозможно и его придется усыпить. Мередит, лишившись своего любимца, не стала плакать. Вместо этого она научилась показывать фокусы. Благодаря ее манипуляциям резиновые шарики, букетики бумажных цветов и монетки исчезали, а потом появлялись в самых неожиданных местах — в ящике со столовым серебром, в жестяной коробке с печеньем и даже в ушах самой Мередит. Руби, увидев одно из таких представлений, сразу поняла, что творится у внучки на душе.

— Детка, есть вещи, которые мы никогда не сможем вернуть, сколько ни старайся, — сказала она тогда.

Годы спустя Мередит поняла, какое это счастье — дожить до тридцати пяти лет и при этом иметь бабушку. Пережив преждевременную смерть матери, она на собственном опыте знала: утрата любимого человека точит душу, подобно термиту, постепенно превращая ее в пыль.

Смерть казалась ей чем-то вроде шва на подоле: после каждой утраты шов распускается на несколько стежков. Ты продолжаешь жить, но распустившийся подол заставляет тебя спотыкаться. Если Руби уйдет, у нее на всем свете останется один-единственный близкий человек — Люси. У Мередит никогда не было ни дядей, ни теток, ни двоюродных братьев и сестер. В детстве она не знала многолюдных семейных сборищ и грандиозных рождественских обедов. У нее были мама и бабушка, и ей вполне хватало их общества.

— Тебе нельзя умирать, — произнесла Мередит непререкаемым тоном и стиснула руку бабушки. — Ты не можешь умереть, пока я тебе не разрешу.

Когда Руби слегка сжала ее пальцы в ответ, Мередит едва не подпрыгнула. Взглянув на бабушку, она увидела, что та открыла глаза — и более того, в этих глазах светится огонек узнавания.

— Мередит, девочка моя, — произнесла Руби слабым прерывающимся голосом, — с чего ты взяла, что я собираюсь умереть?

После того как Илай уехал, а Итан улегся спать, Росс заперся в своей комнате. Шелби принесла ему поесть, но, когда она постучала в дверь, Росс ответил, что не голоден. Через час она повторила попытку, рассчитывая, что он захочет немного поболтать с ней. Однако Росс сообщил через дверь, что устал и ложится спать.

Шелби долго прислушивалась к звукам, доносившимся из его комнаты. Вскоре там воцарилась тишина, и это показалось ей подозрительным. Она открыла замок шпилькой, презирая себя за свой страх, зато убедилась, что Росс спокойно спит. И заодно спрятала в карман его бритву.

В ту ночь она спала беспокойно. Ей снился черно-белый сон, в котором она расхаживала по невыносимо горячей земле, обжигающей ее босые ноги. Проснулась она с мучительной головной болью в девять часов утра. В доме оглушительно орало радио.

Не сомневаясь, что виновник преступления — Итан, разгневанная Шелби отправилась в комнату сына. Однако Итан крепко спал, свернувшись калачиком под одеялом. Долетавший из холла шум, судя по всему, ничуть его не тревожил. Тогда Шелби ударила кулаком в дверь спальни Росса:

— Росс, что происходит? Выключи эту чертову музыку!

Музыка продолжала греметь. Шелби толкнула дверь, и та легко открылась. Радио, включенное на полную мощность, предвещало несчастье.

Постель была аккуратно застелена, столик у кровати пуст, спортивная сумка Росса исчезла.

На подушке лежал листок бумаги.

«Шел, — прочла она, — прости, что покинул тебя подобным образом. Но если бы я хоть раз поступил правильно, я не был бы твоим братом, которого ты так хорошо знаешь».

С губ Шелби сорвался пронзительный крик. Росс оставил ей предсмертную записку.

Росс сидел в машине, смотрел на вереницу японских кленов, высаженных вдоль шоссе, слушал щебетание птиц и думал о том, стоит ли выполнять свое намерение. Не лучше ли отказаться от этого шага, ведь он изменит жизнь стольких людей? Росс глубоко вздохнул. Нет, он сделает, что задумал, во что бы то ни стало.

Он несколько часов подряд кружил по дорогам, пока не принял решение. Конечно, он мог сказать, что делает это ради Лии. Но подобный самообман не имел никакого смысла. Росс делал это ради себя. Он хотел доказать самому себе, что способен на решительный поступок.

Росс открыл бардачок, вытащил оттуда листок, на котором был нацарапан адрес Руби Уэбер, и вышел из машины.

На почтовом ящике было написано две фамилии: Уэбер и Оливер. Интересно, с кем она делит кров — с мужчиной или с женщиной, подумал Росс. Впрочем, это не имело никакого значения. По дорожке, вымощенной кирпичом, он подошел к двери и позвонил в колокольчик.