Людмила Рублевская - Дети Гомункулуса

— Езжай домой...

Вот как не любят приезжих... Сквозь туман в той стороне, куда направлялись мои попутчики, виднелись домишки поселка. К диспетчерской шел водитель автобуса.

— Извините, скажите, пожалуйста, где тут море?

Водитель словно споткнулся о мой вопрос, как-то странно за­смеялся и махнул рукой в ту сторону, откуда я приехала:

— Там, там... Не тут.

Я побоялась отходить от “Икаруса”, который доставил меня в это пустынное место, и минут десять стояла на краешке асфаль­тированной площадки под пронизывающим ветром. Наконец тот самый шофер занял свое место в кабине, и, помучив меня ожида­нием, открыл двери автобуса.

Через час я снова оказалась перед проходной завода. Непода­леку темнела моя гостиница и памятник трем рыбакам. После пе­режитого злоключения даже стандартный номер отеля “Салдуве” показался желанным пристанищем.

6

В моем номере поселилась новая соседка. Я с интересом раз­глядывала огромную сумку в черно-белую клетку и разложенные на тумбочке вещи — книги, все в дерматиновых обложках, как школьные учебники, бутылочки с аптечными наклейками, клубок зеленых мохеровых ниток с воткнутыми в него толстыми спица­ми.

Биргита Эдуардовна — так звали новую соседку — оказалась женщиной средних лет исключительно домашнего типа: полно­ватая, с “химией” на выбеленных волосах и в трикотажном кос­тюмчике отечественного производителя. Разве что глаза необык­новенные — большие, зеленовато-голубые, с припухшими века­ми; причем нижние веки больше верхних. От этого казалось, что Биргита Эдуардовна все время сонно жмурится. И весь ее облик нес отпечаток этой сонливости: замедленные движения, манера говорить, растягивая слова.

Биргита Эдуардовна поделилась со мной своим мнением на­счет здешней погоды и насчет отсутствия всякого порядка на здешних предприятиях, и нужно сказать, что ее мнение целиком совпадало с моим. Она возмутилась, что бессердечное начальство посылает молоденьких специалисток в такие тяжелые неблаго­дарные командировки, и я сразу начала искренне себя жалеть.

Соседка достала кипятильник и заварила чай, разложила наре­занный хлеб и домашние котлеты с чесночком... Наконец мне по­везло в этой поездке. Может быть, теперь решатся и остальные мои проблемы?

— А как отсюда добраться до моря?

— До моря? — Биргита Эдуардовна удивленно посмотрела на меня и поставила стакан с чаем на стол. — Тебя тянет к морю? Как интересно. Нужно выяснить, какие особенности твоей кармы вызывают у тебя такое желание, и чем это тебе угрожает. Дай мне свою ладонь... Так... — Биргита Эдуардовна поворачивала про­хладными пальцами мою ладонь, словно письмо, написанное очень плохим почерком, и говорила, будто сама себе. — Линия жизни огибает холм Венеры и сливается с линией сердца... Все свидетельствует о чувствительном и меланхоличном характере... Чрезвычайно развит холм Луны, он отвечает за интуицию... На холме Юпитера — крест. Ты добьешься славы.... Но тебе нужно избегать контактов с открытой водой. И линия жизни раздваива­ется возле водяной звезды... Видимо, в твоей карме что-то не от­работанное подталкивает тебя к самоуничтожению...

Словечка “карма” я тогда не знала.

Но я невероятно любопытна. Нет, далеко не все я соглашаюсь испытать на собственом опыте. Многое в этой грешной земной жизни я брезгливо обхожу, как грязную лужу. Но не бросить лю­бопытного взгляда на то, что там, в грязи, выше моих сил.

И поэтому я жадно поглощала эзотерическую информацию Биргиты Эдуардовны. Прочитав на моих ладонях все, что можно было, она спросила, когда я родилась. Сложив каким-то хитрым способом полученные цифры, высчитала мой изменчивый харак­тер и звезды, которые благоволят мне. Потом взяла с тумбочки книги, заполненные таблицами и схемами, — “Таблицы эфеме­рид”, — объяснила Биргита Эдуардовна. И я понаблюдала, как ри­суют космограмму — первую ступень гороскопа.

Поток информации продолжался. Мне показалось, что воздух комнаты наполняется “сущностями”, что прозрачные “лярвы” присасываются к моей “ауре” — почему я раньше не подозрева­ла, что она у меня есть? И как-то душно мне сделалось... Как-то не по себе. Подобное ощущение, когда на смену романтическому интересу приходит опустошение и угнетенность, я испытала во время студенческой практики, когда мы устроили в своей комна­те спиритический сеанс и когда у нас на глазах блюдце начало резво бегать по расчерченному листу бумаги, давая довольно складные, иногда неприличные, ответы на вопросы. Кончилось тем, что мы, молодые интеллектуальные идиоты, уже не отгады­вали, кто из нас таким образом шутит, а тупо глядели на взбе­сившееся блюдце, пряча испуг и не зная, как прекратить все это.