Людмила Рублевская - Дети Гомункулуса

В костеле было светлее, чем на улице, но лампочки в стилизо­ванных под подсвечники светильниках разгоняли темноту только в центре помещения. Деревянные скамейки с высокими спинками пустовали. По проходу между ними ко мне приближался худо­щавый старик в длинном черном одеянии с белым воротником, с толстенной книгой в руках. Я догадалась, что это священник. Сейчас, наверное, будет ругаться, что тут ходят посторонние. На­до выбираться отсюда...

— Подождите, паненка!

Я настороженно застыла на сесте. Священник не был похож на жителей этого города: темно-синие проницательные глаза, строго поджатые губы, тяжелый подбородок... Не священник, а воин. Великий инквизитор.

— Простите, я только хотел спросить... Тот человек, что шел за вами, ваш знакомый?

Голос священника звучал мягко и доверительно. И я вдруг пе­рестала бояться и объяснила, что блондин прицепился ко мне на улице, я его не знаю и знать не хочу, я приезжая, “командировочная”, немного заблудилась и хотела только по­смотреть на море, потому что ни разу не видела его, а теперь не знаю, где моя гостиница. И есть ли вообще тут море...

— Море есть, совсем рядом,— старик изучающе смотрел на меня.— Может быть, вы еще увидите его. В этом городе все связано с морем. Здешние люди — потомственные рыбаки. И мой отец был рыбаком, и мой дед, и дед моего деда...

— А почему же вы...— я устыдилась собственной неделикат­ности и замолчала.

— Вы хотите спросить, почему я нарушил семейную традицию и стал священником? — улыбнулся мой собеседник. — Но ведь и апостол Петр сперва был рыбаком. Господь сказал ему: “Будешь не рыб ловить своим неводом, а людские души”. Так что по слову Господнему каждый священник — это рыбак. Но коль уж вы за­шли в храм, давайте расскажу вам его историю. Присаживай­тесь... — Священник повернулся и кого-то позвал: — Мартин! Возьми у меня молитвенник!

К старику подошел высокий светловолосый парень, тоже в черном одеянии с белым воротником, и почтительно взял книгу. Затем старик, как я поняла, благословил его, а парень... поцело­вал ему руку и удалился, не взглянув на меня. Признаться, это целование руки меня шокировало. Молодой человек, почти мой ровесник, целует руку — мужчине! Ужас... Но я все-таки присела на твердую скамью, и священник начал рассказ.

— До конца шестнадцатого века тут стоял дом, принадлежав­ший купцу Вайштатису. Купец сдавал его родовитым путешест­венникам. Где-то в 1560 году в городе под чужим именем остано­вился известный чернокнижник и астролог пан Твардовский. Тот самый, который по просьбе Жигимонта Августа вызвал дух не­счастной королевы Барбары Радзивилл, отравленной свекровью, королевой Боной Сфорца. Надеюсь, вы знаете историю прекрас­ной Барбары?

Я отрицательно покачала головой. Откуда я могла ее знать, ес­ли, согласно школьным учебникам, история Беларуси начиналась с 1917 года? Священник еле заметно вздохнул и продолжал:

— Сеанс спиритизма закончился скандально: дух Барбары появился, но король, нарушив запрет мага подходить к призраку, попытался обнять тень возлюбленной и чуть не погиб. Твардов­ский был вынужден скрыться. И почти год прожил в этом доме. Когда власти напали на след знаменитого некроманта и тот поки­нул свое убежище, в его комнатах нашли много странных вещей и приборов. А потом началось неладное. По ночам в доме слы­шалось кваканье лягушек, хотя водоемов рядом не было, только старый колодец во дворе. Поздние прохожие видели возле него силуэт странного животного, похожий на огромную жабу или на толстого человека. Вскоре Вайштатис сдал этот дом приезжему купцу-итальянцу. По воспоминаниям сына Вайштатиса, который оставил после себя подробный дневник, приезжий был веселым, полным сил человеком, все время пел итальянские песни. И вот он... заболел. Не то чтобы заболел чем-то, а просто стал другим...

— Как это? Сошел с ума, что ли?

— Изменилась сама его натура. Он перестал петь — разучился. Стал бледным, даже с каким-то зеленоватым оттенком, обрюзг­шим, его губы начали увеличиваться, набухать, глаза выкати­лись...

— А, знаю, нам рассказывали на курсах медподготовки в ин­ституте. Это базедова болезнь, нарушение деятельности щито­видной железы. Ее вызывает недостаток йода. Разумеется, в древности такого больного могли посчитать одержимым нечис­той силой.

— Йода тут хватает. И в еде, и в воздухе, — мой собеседник задумчиво глядел на алтарную стену, туда, где белый мраморный Христос раскинул пробитые гвоздями руки, словно заслоняя со­бой наш грешный мир от неосознанной нами опасности. — Итальянец изменился не только внешне, но прежде всего внут­ренне. Панически боялся моря. Хотя раньше каждую неделю хо­дил на собственной шхуне в соседний портовый город за това­ром. Ненавидел людей, особенно молодых. Метаморфозы начали происходить и с его прислугой. Жильцы дома перестали общать­ся с людьми, странная тишина окружила дом. А потом пропали двое детей сапожника, который жил на этой улице: они любили играть у старого колодца, в зарослях сирени... И тогда, как гласит местная легенда, в таинственный дом пришли три рыбака. Это были лучшие рыбаки побережья, мужественные и набожные лю­ди... Лягушачье кваканье, громкое, как лай собак, и жуткое, как вой волков в крещенские морозы, всю ночь не давало уснуть жи­телям этой улицы. В ту ночь впервые рыбаки забрасывали невод не в море: они искали улов в старом колодце во дворе дома купца Вайштатиса. И улов у них был, но никто не увидел, что шевели­лось и визжало в их неводе. Наутро дом был пуст, только в ками­не догорали уголья...