Дот Хатчисон - День всех пропавших

– Всё в порядке, – бормочу я. – Они помогут тебе. Все хорошо, Бруклин, мы забрали его. Он больше не сможет держать тебя здесь.

Девочка поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Глаза слегка остекленевшие – возможно, от шока, – на щеках появились два розовых пятна.

Стараясь не толкнуть ее, медленно меняю положение рук, пока одна не высвобождается, и протягиваю плюшевого щенка. Он темно-коричневый с пестрыми подпалинами – почти копия подаренного мной лучшей подруге Бруклин.

– Знаешь, пока мы искали тебя, то подарили Ребекке очень похожего.

Бруклин всхлипывает и дотрагивается до щенячьего носа, но не берет игрушку в руки.

– Ребекка больна, – с трудом выговаривает она хриплым голосом. Охрипла от рыданий или от рвоты?

– Да, больна. Поэтому мы подарили ей такого щенка, которого можно обнимать, швырять и вымещать на нем свои эмоции. Она очень переживала, как и твои родители.

От слез на моей груди расплывается влажное пятно.

– Мне не следовало идти домой в одиночку, – шепчет девочка. – Мы с Ребеккой должны всегда ходить вместе, но она ушла домой раньше, потому что заболела, родители не приехали, и я не знала, что делать…

– Бруклин, ты не виновата. Ты не сделала ничего плохого.

– Мистер Дэвис сказал, что я могу подождать у него, пока мои родители не вернутся домой. Ребекке был нужен врач. Мистер Дэвис волновался, потому что, если что-то случится, дома мне некому помочь.

Рамирес с медиками заглядывают через промежуток в акустических завесах. При виде бодрствующей и разговаривающей Бруклин Мерседес закрывает глаза и крестится, затем делает врачам знак подождать.

– Все хорошо, Бруклин. – Я нежно поглаживаю девочку по спине. – Теперь ты в безопасности. Твои родители будут на седьмом небе от счастья. Милая, они не станут злиться. Ты не сделала ничего дурного. А вы с Ребеккой теперь сможете приглядывать друг за другом, хорошо? Вам обеим надо как следует отдохнуть, чтобы прийти в себя.

Девочка снова касается носа плюшевой зверушки:

– Ребекка хочет настоящего щенка. Она назовет его Хэмишем.

– Хэмиш! Знаешь, именно так она назвала подаренного нами. – Я баюкаю щенка на коленях Бруклин. Его уши премило хлопают. – Как думаешь, у этого малыша есть имя?

Девочка на мгновение задумывается, часто моргая.

– Губерт, – объявляет она наконец.

– Хэмиш и Губерт?

– Это братья Мериды, – сообщает Бруклин, борясь с зевотой. – Из «Храброй сердцем». Я когда-нибудь стану лучницей. Папа говорит, я еще слишком мала, чтобы играть с острыми предметами.

– Наверное, он прав.

Пальцы Бруклин вцепляются в плюшевого щенка. Девочка прижимает игрушку к животу, чтобы обнимать ее, не наклоняясь вперед.

– Надо еще найти Гарриса, они были тройняшками.

– Возможно, тебе удастся уговорить Дэниела.

– Ладно. – Бруклин опять зевает и еще сильнее прижимается к моей груди. – Чувствую себя не очень, – признается она.

– Бруклин, мы тебе поможем. Эти милые врачи, – стоящие рядом с Мерседес мужчины улыбаются и машут, – быстро осмотрят тебя, пока другие позвонят родителям, а потом мы отвезем тебя в больницу, ладно?

Бруклин сонно кивает.

– Можешь даже не вставать.

– Хорошо.

Медик постарше медленно приближается, уже надев перчатки. Останавливается рядом с нами и заглядывает в стоящее сбоку ведро со рвотой. Уверена, он извлечет из него больше информации, чем я, так что ему и карты в руки. Врач задает Бруклин несколько вопросов, потом поднимает руку со стетоскопом:

– Знаешь, что это?

– Им прослушивают сердце, – отвечает девочка. – У медсестры в школе есть такой.

– Как думаешь, ты в состоянии ненадолго сесть, чтобы я мог тебя послушать? Вставать не нужно, просто сядь.

Бруклин оглядывается на меня и после подбадривающего кивка разрешает помочь ей принять сидячее положение.

Рамирес ловит мой взгляд и указывает наверх, затем на ребенка, затем на пол и очерчивает пальцем круг.

Мерсеры здесь.

Бегло взглянув на мои бинты, врач снова тепло улыбается Бруклин:

– Милая, мы взяли с собой носилки, но, думаю, они не понадобятся. Полагаю, лучше, если тебя отнесет кто-то из нас, так ты будешь меньше бояться. Ты не против?

Девочка смотрит неуверенно, затем переводит взгляд на меня.

– Может, ты?

Собираюсь ответить, что, разумеется, отнесу, однако врач меня опережает:

– Милая, может, лучше этим займусь я? У агента травма руки.

Бруклин смотрит, куда указывает его палец – на мои бинты, – и открывает рот от изумления.