Дот Хатчисон - День всех пропавших

– Я – агент Уоттс из ФБР, это капитан Скотт из полицейского департамента Ричмонда. Вы арестованы по обвинению в похищении Бруклин Мерсер, а также в похищении и убийстве еще шестнадцати девочек. Их имена перечислены в ордере на арест.

– Ч-что? Прошу прощения…

Машина «Скорой помощи» мчится к дому, собираясь припарковаться на подъездной дорожке. Наверное, пряталась на соседней улице, чтобы ее не заметили раньше времени.

– Вы имеете право хранить молчание, – продолжает Уоттс. – Все сказанное вами может и будет использовано против вас в суде.

Дэвис пятится от нас и спотыкается о край своих же тапочек. Затем резко поворачивается спиной к Уоттс и смотрит на меня, стоящую в футе от него. Вздрагивает и раскачивается на месте с тихим стоном:

– Нет… вы совершили ошибку… Прошу прощения, у меня нет времени… Моя дочь… моя дочь больна, я нужен ей…

Капитан Скотт выступает вперед и защелкивает первый наручник на запястье Дэвиса – осторожно, чтобы не сдавливать чересчур. Явно сдерживая и физическую силу, и ярость, мягко заводит вторую руку Дэвиса за спину и защелкивает второй наручник. Уоттс кивает мне и продолжает зачитывать арестованному его права, в то время как Скотт разворачивает Дэвиса и выводит из дома. Напоследок Уоттс, словно спохватившись, бросает через плечо плюшевого щенка, которого я ловлю.

К дому подбегает пара медиков с носилками.

– Где она? – с ходу спрашивает старший из них.

– Пока не знаем, но будем искать.

– Нам ждать здесь?

– Да, пожалуйста, – отвечает Рамирес. – Мы сразу подадим сигнал, не сомневайтесь.

Дом двухэтажный. Гостиная прямо у входа, над ней спальни. Узкий коридор ведет налево в кухню и столовую, направо – к лестнице и в ванную.

– Я наверх, – сообщает Рамирес и уходит быстрым шагом.

Осматриваю помещения внизу. Это арендуемый дом, так что Дэвис не мог сильно изменить его планировку. Здесь нет потайных комнат и дверей. Пальцы касаются шкафа для одежды в коридоре. Странно, что он так далеко от двери… Открываю: да, это всего лишь шкаф для одежды. Но за следующей дверью, в стене под лестницей, еще одна – темная – лестница. Щелкаю выключателем у двери. Одна-единственная раскачивающаяся лампочка отбрасывает на крутые ступени больше тени, чем света.

Снимаю с пояса фонарик и осторожно спускаюсь. По инструкции следует вытащить пистолет, однако нет никаких свидетельств, что у Дэвиса был напарник, а если Бруклин там, не хочется, чтобы она впервые увидела меня с пистолетом в руке.

Тяжелые портьеры в конце лестницы от пола до потолка перекрывают все, кроме ведущего в прачечную узкого коридорчика. В моей старшей школе такие же висели в помещениях для оркестра и хора, чтобы сидящие в других классах не сошли с ума от какофонии. Между портьерами пробивается лучик света.

– Бруклин? – осторожно зову я. – Бруклин, ты здесь?

В ответ слышу приглушенное сопение, затем дрожащее: «Привет?»

Снова пристегиваю фонарик к поясу и раздвигаю портьеры. Все стены задрапированы тканью: обнаруженная комната практически звуконепроницаема. За портьерами – пришпиленные к стенам фотографии и плакаты. На окне – занавески, за оконной крестовиной – плакат с изображением галактики. В помещении стоит светло-розовый сундучок с игрушками, вокруг которого валяются плюшевые звери; детский стол с коробками цветных карандашей и фломастеров; белый комод с розовыми ящичками.

А на розово-желтой кровати трясется от страха бледная Бруклин Мерсер с вытаращенными глазами. От стоящего рядом ведра неприятно пахнет рвотой, однако все висящие на тонких крючках трубки самодельной капельницы на подставке сухие.

– Бруклин, – делаю шаг вперед, присаживаюсь на кровать и осторожно касаюсь ее влажного лба. – Ох, Бруклин, милая, мы искали тебя… Я так рада, что ты нашлась!

Ребенок начинает рыдать и пытается стряхнуть груду одеял. Помогаю выбраться из них и внезапно обнаруживаю у себя на руках рыдающую маленькую девочку. Прижимаю ее и мягко укачиваю.

– Надо сообщить остальным, что ты здесь, внизу, – говорю я через минуту. – Придется ненадолго отпустить тебя, чтобы не кричать прямо в ухо – хорошо?

После ее кивка откидываюсь назад, на всякий случай прикрываю ладонью ближайшее ухо девочки и кричу:

– Здесь, внизу! Она внизу! В подвале!

По лестнице грохочут шаги. Бруклин напрягается и сжимает мою руку. Мою перевязанную руку. Нервно сглатываю. Вспышка боли, неприятное хлюпанье лопающихся волдырей.