Иван Солнцев - Полет курицы

– Не жалеешь, что так жил?

– Нет. А как иначе? Каждый зарабатывает, как может. Ну, не стану гонять машины я – будет кто-то другой. Мы – люди, – вообще такие твари. Если один не срет ближним, другой займет нишу. Да, и не так уж это страшно – остаться без тачки. Все-таки, без ног похуже будет.

Кое-что меня насторожило не так давно в разговорах Алены и Хазана по телефону, и я решаю поинтересоваться, не в курсе ли этого Володя, у которого обычно ушки на макушке.

– Знаешь, кто такой Баха? Бахти, цыган.

– Слышал.

– И что?

– Суровый мужик. Вместо перечницы, говорят, использует баллончик «ШОК».

– Ясно.

Ну да. Этим все сказано. Конечно. Ни черта мы оба не знаем.

Холодное лето какого-то года

Меня вызывает начальство. Когда я прокручиваю эту фразу в голове по дороге в соседнюю квартиру, становится жутко смешно, и я разражаюсь гоготом, едва не роняя костыль. Я давно наловчился ходить с одним костылем, и это вынуждает меня заниматься силовым спортом каждый день. Возможно, сейчас я здоровее, чем был тогда, с двумя ногами.

Когда я подхожу к Хазану, он еще говорит по телефону. Жестом он дает мне команду подождать, и я сажусь на скрипучий обветшалый стул, бережно придерживая костыль.

– Слушай, я бы не стал… Да ладно тебе… Ах вот оно как? Так слушай меня внимательно и запоминай – я делаю дела только с людьми, которых уважаю, а ты сейчас… Нет, ты слушай меня… Насрать вообще. Имей в виду – я цену не меняю. Если у тебя проблемы со сборами или ты хочешь снова своих людей в дело пускать – пусть товар пропадет. Я их скину в бокс или в подъезд кому-нибудь – не вопрос… Да, я смогу. Смогу и продать кое-кому, кто просто разберет их и сольет по частям… Короче, это мое последнее слово. Подумай… Да ну? И кто же? Тот мальчишка, которому отрезали руки, чтоб его было легче носить, и который свалил от вас? Не говори мне о контроле качества и порядке, ага?.. Я все сказал!

Хазан нервно бросает трубку и швыряет телефон на стол.

– Долбаное чмо. Возомнил о себе.

– Проблемы? – усмехаюсь краем рта.

– Да, забей. Баха жадный стал, как сука.

– Тот самый?

– Ага, – достает пачку «данхилла», выдает мне сигарету и потом прикуривает сам. – Не, ну ты прикинь – у меня на складе лежат двое младенцев, сама Алена лично доставала, под заказ. А этот урод теперь говорит, что я должен ему уступить по цене. Говорит, его сраные цыганки не справляются, денег нет, все такое.

– Эм…

– Как будто они не справляются из-за того, что у меня дети паленые, ага? А знаешь, почему они не справляются?

Пожимаю плечами, стараясь осмыслить все то, что говорит Хазан. Я знал, что он много чем занимается, но вот эта сфера деятельности мне казалась совсем уж запредельной даже для него.

– Потому что они колхозницы. Они не умеют работать, как я, как ты, как наши ребята. Не следят за детьми и потом по два-три дня сидят с трупиками, чтобы отбить вложения. В Москве одну так даже левые менты взяли с дохлятиной. Просто скот , – делает длинную затяжку и машет рукой, разгоняя дым перед собой. – Забудь, короче. Как сам-то?

– Нормально. Работаю.

– Да, забей ты на формальности. Я же помню, как ты тогда сидел в Сосновке. Тяжко было?

– Ну, да. Нелегко.

– Вот и я думаю. А сейчас всем тяжко. Прикурить? – протягивает мне зажигалку, вроде как извиняясь за забывчивость.

Киваю и прикуриваю с высокого длинного огня бензиновой зажигалки. Хазан как-то странно на меня смотрит – изучающим, полным хитрости взглядом. Что-то он хочет увидеть, понять, прочувствовать во мне. И я ощущаю себя, будто под рентгеном всего тела.

– «Дневник» у тебя теперь еще на три тысячи вырастает, – говорит он, как бы невзначай.

– Только у меня?

– Ты последний, до кого дошло. Так что не серчай.

– Ясно.

– Такие дела. Инфляция. Планы продаж приходится растить…

– Продаж? Это же просто поборы.

– Свихнулся вконец? – грубо хохотнув, Хазан садится на стол и продолжает, глядя в экран подобранного им обратно мобильника. – Конечно, мы продаем. Мы продаем гражданам их уверенность в том, что они сделали доброе дело. Продаем очищение их душ от зерен безразличия и бездуховности. Это, чтоб ты знал, очень дорогие услуги, и в церквях за это берут гораздо больше. А мы даем им то же самое за копейки. Так что – смотри…

Он рассказывает мне, сколько денег и как я должен сделать в этом месяце. Дает добро на то, чтобы начать пользоваться формой десантника, причем с наградами и показывает, собственно, на лежащий на стуле рядом комплект. Откуда он достал эту форму – мне не особо интересно. Наверное, в «Военторге». Вот только вид у нее довольно потрепанный.