Иван Солнцев - Полет курицы

– Вот этот гражданин решил, что он самый умный, – без прелюдий объясняет Алена. – И что он может почти все бабки переводить куда-то себе, а нам с вами не приносить ни шиша. Чтоб вы не сомневались, что у нас с вами все будет нормально, мы решим этот вопрос быстро.

Дальнейшая картина заставляет содрогнуться даже самых стойких и повидавших дерьма калек. Мычащему телу Алена своими собственными руками отрезает пилой руки сначала оставшуюся ногу, а затем одну руку. Море крови растекается по полиэтилену, и сравнительно небольшой лист не справляется, и кровь течет дальше на пол, но мне кажется, что так и было задумано. В момент отрезания руки, тело уже снова находится без сознания.

– Вопросы есть? – громко спрашивает Алена, швыряя пилу в лужу крови. – Тогда ликбез закончен. Спите спокойно, дорогие товарищи.

Тело и обрубки уносят, а полиэтилен и кровь убирают позже. По всей квартире – тишина. Слышно только редкий шепот.

– Это ладно. Хотя бы за дело, – бормочет на уровне этого шепота Володя – инвалид-колясочник без ног и одной руки. – Вот вчера паренька прессанули крепко. Решил пожаловаться ментам на то, что я постоянно торчу в переходе, заставил их прийти, разбираться. Они же не скажут, что их смены уже на месяц вперед проплачены. Начали темнить, отбалтываться.

– И что?

– Ну, там поток пошел, на переход. И паренька Славка Бурый перехватил, вроде как случайно. В общем, увезли его.

– Дюлей давать?

– Славка сказал, парень несговорчивый попался. Они его хотели просто на пустыре бросить. А он орал, что ментов на них натравит, и что у него знакомый в прокуратуре.

Я хочу попросить продолжения, но в горле застрял комок, и неприятное, пугающее предчувствие душит меня, заставляя задержать дыхание.

– Короче, размолотили ему башку, распилили по-быстрому и закопали там же. Довоевался.

– Может, прогон? – предполагаю я.

Мой собсеседник только качает головой и молча ложится спать.

Мне кажется, что эта история выглядит обычной устрашающей уткой – одной из тех, благодаря которым здесь все еще сидят те, кто мог бы сбежать. А вот произошедшая только что сцена – это идеальный пример для демонстрации того, какие штрафы грозят тому, кто решит кинуть контору. Заодно это помогает мне понять, что из себя представляет Алена. И Гаджи кажется, на ее фоне, просто воспитательницей детского сада. Я не знаю, что именно сделало ее такой, но из женщины и даже из человека она уже переросла в нечто иное. Нечто ужасное.

На Новочеркасской, откуда я начну сегодня смену, как назло, вместе с пресловутой Аленой, играющей привычную ей роль родственника-сопроводителя калеки, на полу сидит парень с дистрофично, неестественно тонкими ногами и слишком белой кожей, хотя и кавказскими чертами лица. Табличка рядом с ним гласит «Помогите на лечение», и рядом стоит коробка с иконой, но парень не торопится работать и голосить, а просто сидит с закрытыми глазами.

– Вот скотина, спит на рабочем месте, – ухмыляется Алена, оглядывается по сторонам и быстро отвешивает солидного пинка калеке.

Разумеется, это его будит, и он, едва открыв глаза, начинает стонать и плакаться, и Алена шипит ему «Еще раз увижу – спишу на свалку. Поедешь за Вадиком в Осиновую Рощу» , и мы идем дальше.

День выдается крайне напряженным, но никаких претензии ко мне нет, а потому никаких комментариев со стороны Алены вечером я не получаю. После аварии, первоначальной боязни побираться, избиений и окунания в дерьмо, Алена становится для меня неким олицетворением нового страха, превозмогающего все прочие.

Мне дают шанс на прогулку под присмотром Гаджи. Ему нужно в мой бывший район проживания, и сегодня Хазан оказывается в подходящем настроении, чтоб отпустить меня по моей давней просьбе.

Я добираюсь до Ульянки и выхожу за одну остановку до нужной мне. Странная, идиотская ностальгия ведет меня в места, где я жил, чтобы вспомнить то счастливое время, когда у меня было на одну ногу больше и не было пожизненной привязки к фирме Хазана.

И вот, я около своего дома. В мусорном баке, до которого я изредка доходил с пакетом уже полусгнившего мусора, копается наполовину утонувший в мусорных пакетах бомж. Когда я прохожу мимо, сзади слышится топот ног, и я оборачиваюсь и вижу, что двое других бездомных – плотно одетых в лохмотья и с лицами, больше похожими на перемороженные картофелины, – нападают на ковырявшегося в пухто коллегу со словами «Ты опять что ли сюда пришел?»