Иван Солнцев - Полет курицы

– Ни хера, – усмехается Хазан. – Больше похоже на герпес. Опять подрабатывала на дому? В своей манере, наверное.

– Я…

– Сколько раз сказано было – херней вне бардака не заниматься? Жадная ты, Кристи. Хотя, и милосердная иной раз, – Хазан смотрит на меня и качает головой. – Ладно, разберемся. Уведите эту срань наверх. И Нинель позвоните.

Он лениво скидывает только прикуренную сигарету в пепельницу и снова обращает свой взор ко мне.

– Ты, кстати, поаккуратнее с ней. У нее положительный анализ, по некоторым данным. Бегает каждый месяц в «Автобус помощи», а потом в больничку, но толку никакого. Постоянно что-то вылезает. Вот, герпес, например. Скоро ее спишем.

– Ага. Ясно.

Что значит «спишем», мне объяснять не нужно. Но неужели Хазан всерьез полагает, что меня нынче может пугать положительный анализ на ВИЧ?

– Да уж, кореш, – качает головой с наигранным сожалением. – Ни за что пострадал ты в этот раз. Всего-то человек потрахаться захотел – и тут такое маски-шоу. В общем, твоей вины тут нет. Своих придурков я накажу. Отдыхай сегодня. И помыться не забудь. Или не хочешь смывать запах женщины?

Гогот со всех сторон оглушает меня, и я, потупив взгляд в пол, волочусь в санузел, чтобы умыться холодной водой, изо всех сил сжимая зубы, чтобы не заорать.

Весна с ароматом хлорки

Все-таки, каждое место обладает своей магической силой. Иначе объяснить свою вторую встречу с Зефировым поздней весной я просто не могу.

Ровно на том же месте, выезжая на очередную смену, я наблюдая странную картину. Несколько человек стоят в недоумении около проезжей части. Машины перестраиваются в левый ряд, объезжая валяющуюся на асфальте инвалидную коляску. И в дополнение ко всему этому – в правом ряду, рядом с тротуаром лежит окровавленное тело с неестественно поднимающейся и опускающейся грудью. Превозмогая здравый смысл и необходимость торопиться, я быстро перебираю костылями в сторону тела. Конечно, это он.

Я осторожно сажусь рядом и хлопаю Зефирова по щеке. Кто-то из зевак кричит, чтобы меня убрали, но прикоснуться ко мне никто не осмеливается. Кто-то говорит, что вызвал скорую. Грудь Зефирова разломана, из кровавого месива в районе легких торчат обломки ребер, и голова его тоже полита кровью из огромной раны в черепе.

– А… – с трудом поворачивая глаза, протягивает Зефиров. – Кость… Котсь…

– Я это, я. Ты как так умудрился-то? Ты ж даже когда замерз, выжил, Мишаня.

– Я давно… Надо было… – он выкашливает сгусток крови прямо на себя, обратно в кровавую пойму на месте ребер. – Я… Тут дочь… В новостройке… Она живет…

– Ты к ней шел? К дочери?

– Я нашел… – кажется, он плачет, и его неуверенный, умирающий голос начинает еще и дрожать. – Я искал. Я правда искал, Кость…

– Верю, Миша, верю.

Кто-то сзади говорит, что видел номера того джипа «эскалейда», который сбил Зефирова и уехал. Говорит, что его найдут. Глядя сейчас на безногий огрызок человека, залитый кровью, я не совсем понимаю, зачем вообще кого-то искать.

– Я хотел… Просто, чтоб она знала, что я искал… Я все равно бы сдох. Я умирал.

– От чего?

Он замолкает, и мне кажется, что все уже кончилось.

– Ее… Наташа. Ты знаешь? Ты найди, если…

– Я постараюсь. Я передам, что ты ее искал.

– Я искал…

– Что с женой? Что с Лизой? Может, ей нужна помощь?

– Лиза… Нет…

– То есть?

– Я хотел сказать. Я хотел…

– Что. С. Лизой? – требовательно спрашиваю я, понимая, что он вот-вот откинет копыта, а я так и не узнаю ничего.

– Она все. Я хотел сказать. Наташе. Мамы нет. Я сам…

Он замолкает. Через несколько минут прилетает «скорая», но ее врачи диагностируют только смерть. Я стою в сторонке, и на меня оглядываются люди, которые наблюдали эту сцену. Я хотел бы пообещать себе, что найду дочь Зефирова, но не стану. Какое ей до этого дело? Некоторые люди просто умирают, без всяких последствий. Разве что принося облегчение окружающим. Я стою и смотрю, как тело Зефирова уносят в карету скорой помощи. Я. Унылый бездомный пьянчуга и инвалид, почему-то болтавший с умирающим безногим калекой-пропоицей. И больше ничего.

Видимо, в контроле сборов что-то пошло не так. Иначе я объяснить такой шаг Хазана не могу.

Вечером очередного дня дверь в квартиру распахивается, и один из тех самых казахов в вечной черной пацанской куртке вносит крупный рулон плотного полиэтилена. Расстелив его по полу, он получает лист два на два метра.

Затем все тот же казах и его товарищ затаскивают в комнату и швыряют на полиэтилен бессознательное тело со связанными руками, одной вяло болтающейся ногой, замотанной головой и дополнительно заклеенным ртом. После ряда манипуляций, тело приходит в себя и начинает мычать, и тогда же в комнату заходит Алена. Почему-то с ножовкой в руке.