Иван Солнцев - Полет курицы

Сегодня меня забирает с точки вместе с двумя другими нищими Алена. На трех стоящих подряд рекламных щитах, которые я вижу по дороге на квартиру, огромными буквами выведены довольно забавные фразы. Почему-то они мне очень хорошо запоминаются, и я потом весь вечер посмеиваюсь над этой комбинацией фраз, переставляя их местами и меняя слова.

«В МИРЕ, ГДЕ ПРАВИТ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО СЛУЧАЙ…» – на первом щите.

«…СТАБИЛЬНОСТЬ ВАЖНЕЕ ГРОМКИХ ОБЕЩАНИЙ…» – на втором.

И на третьем – «ПРЕЗЕРВАТИВЫ DUNEX»

Я на подкорке зазубрил несколько ключевых фраз, помогающих отвечать на типичные провокационные вопросы окружающих о моем состоянии и образе жизни, источнике моей инвалидности и прочих проблем.

В очередную смену, когда я прохожу мимо плотной укладки пассажиров, меня останавливает одумавшаяся женщина в белой шубе, торопливо достает из кошелька «полтинник» и передает его мне. Как только я выдаю ей штатную благодарность, сидящая напротив нее длинноносая хабалка начинает настойчиво доказывать ей, что она не права.

– Зачем вы подаете? Кому вы подаете?

Женщина в белой шубе просто машет рукой и кладет кошелек обратно, но я все равно чувствую себя некомфортно, поскольку Буратино напротив не унимается.

– Это же бандиты, мошенники! Как вам не стыдно?

– Сегодня праздник, – с легкомысленной улыбкой парирует моя благодетельница, и я на какой-то момент ощущаю себя обязанным ей моим же оправданием; не особо приятное ощущение, кстати.

– Я просто не могу найти работу, – решаюсь я пробубнить одну из ключевых фраз в ответ на вопрос, который не был задан.

Фраза пролетает мимо ушей обеих женщин.

– Какой? – не унимается Буратино.

– Святой праздник. Сегодня можно.

Кажется, сама дама в белой шубе уже сомневается в правильности своего жеста, и я так и хочу поддержать ее, прокричать «Ну, давай же, пошли ее куда подальше, чтоб я ушел с чистой совестью!» , но тут наступает время очередной остановки, и Буратино встает со словами «Вот сделают что-нибудь Вашим детям или Вам – тогда и посмотрите» и направляется к выходу.

– Я от этого не обеднею, – уже куда-то в воздух произносит окончательно потерявшаяся благотворительница.

Я на какой-то момент подумываю о том, чтобы задержаться и успокоить ее, объяснить, что ничего страшного с ней не случится, но я и сам в этом не уверен, да и план на день стоит приличный, и неизвестно, сколько еще поездов мне нужно пройти.

– Я просто не могу найти работу, – тихо повторяю я вслух, но теперь меня уж точно никто не слушает.

Не знаю, почему мне так тяжело. Я торопливо передвигаю костыли по перрону и задумываюсь о том, насколько важен профессионализм даже в попрошайничестве. Вспоминаю слова Хазана о продажах и оказываюсь вынужден признать его правоту. Я получил оплату, но не выдал плательщику квитанции – того успокоения, которое каждый подающий хочет получить в счет этой оплаты. И теперь-то я точно понимаю, что я – обычный попрошайка. И вхожу в следующий вагон.

Утром следующего дня, когда я ухожу из квартиры на смену своим ходом, навстречу мне по коридору тянут едва подающее признаки жизни тело. Даже полностью залитое кровью и превращенное в один сплошной синяк лицо выдает того самого Никиту – зачинщика от имени общественного движения. Я столбенею и жду, пока его протащат мимо меня в корпоративную квартиру, но сам вернуться и посмотреть, что там будет происходить, не решаюсь.

Позже я расспрошу местных и выясню, что парня тащили в санузел, чтобы привести в чувство. В квартире, где его избивали несколько часов подряд, то выводя из сознания, то возвращая обратно, давно не было воды. Таким образом, я узнал о наличии еще одной своеобразной пресс-хаты в этом же доме – вдобавок к той, где бедолагу Колю сожгли в кислоте. Не исключаю, что здесь было еще много квартир корпоративного толка. Может, даже весь дом по-тихому был снят или выкуплен под нужды бизнеса. Я в это никогда не совался. И вам не посоветовал бы. В какой-то степени, это оправдывает мое бездействие в то утро. Так что, альтернативы у Никиты в какой-то момент не стало. Как и у меня.

Все утро над городом стоит туман. Плотный, охлажденный, невозмутимый. Примерно в ста метрах видимость теряется, и мир превращается в сплошное белое облако. Но так легче его созерцать, как ни странно. Легче видеть это белое ничто, чем лица людей, которых я вскоре буду просить о помощи, которая мне, в общем-то, ни к чему.

Следивший за мной вчера и проверяющий мою работу на середине четвертой ветки метро новичок Махмуд, как я сегодня узнаю, тоже получил свое. Половина его лица – темно-синего цвета. Он постоянно уводит взгляд в мобильник и, как мне кажется, большую часть дня бродит за одним мной, хотя на его попечении, с недавнего времени, еще трое нищих.