Иван Солнцев - Полет курицы

Капитуляция

Решиться было непросто. Отложить денег незаметно для Алены и Махмуда, продумать все шаги, набраться смелости. Я сижу на лавочке в метро и ем выданный мне в поезде сердобольной бабушкой самодельный чебурек с картошкой. Не очень вкусный. Вижу мента, болтающего с диспетчером – Спящей Тетенькой с Трубкой. Обращаться к нему за помощью, да и вообще подходить ближе, чем на пятьдесят метров, ни в коем случае нельзя. Вообще, обращаться за помощью в полицию без взятки давно стало привилегией наивных идиотов, но в моем случае все куда как серьезнее. Через какое-то время, мент уходит вглубь станции, меняя позицию, и я выбрасываю чебурек за колонну, прямо на пол станции и бегом – насколько возможно бегать с костылями, – выдвигаюсь к эскалатору и поднимаюсь наверх. Времени у меня критически мало. Наверху, присмотревшись к ментам, недолго думая, сваливаю из помещения станции.

До вокзала мне придется ковылять пешком, хоть и недолго. Я улучил момент, когда мой куратор не мог за мной следить, а менты не могли ему в этом помочь, и решился на побег. Мой паспорт был якобы потерян все это время, хотя, на самом деле, я бережно хранил его у самого тела, и по нему я смогу пройти на борт любого поезда в дальнейшем, да и от ментов в другом городе смогу отмазаться. Откладывал я по таким копейкам, что моего скромного сбора хватило только на билет в Великий Новгород. Оттуда до дома путь, мягко говоря, неблизкий, и мне останется только добираться попутками, дальнобоем – как угодно, рассчитывая на жалость людей, но именно рывок за двести километров мне нужен, чтобы оторваться от преследования Хазана. Я больше не смогу работать здесь. После всего увиденного и пережитого последней каплей стало то, что сделали с Никитой. Я понимал, почему калечат и убивают тех, кто продался, как я, системе, но вот то, что на моих глазах делали с обычным гражданским, да еще и активистом, который, теоретически, мог бы раструбить налево-направо в интернете все, что узнал, выбило меня из колеи. Остатки гордости, самосознания и самолюбия ведут меня на вокзал. Я хочу просто исчезнуть в Липецке, раствориться, напроситься на помощь знакомых – что угодно, лишь бы не появляться больше здесь, где жизнь окунула меня на самое дно, а потом добавила еще несколько ударов, чтоб я ощутил все то, что располагается еще глубже. Моя грязная, не менянная и не стиранная несколько дней одежда насквозь пропитана потом. Меня жутко лихорадит, хотя я не болен. Желудок, кажется, сейчас проскользнет через кишки и вылезет из задницы. Никогда еще за всю мою бездарно проживаемую жизнь я не был так возбужден и не окунался так глубоко в страх поражения.

Увы, на тот момент я даже не представлял, насколько бездарно продуман мой план. Тем не менее, даже сдохнуть на федеральной трассе по пути в Липецк представляло собой лучшую перспективу, чем оставаться в рабстве у Хазана, и любой вариант пути домой мне подходил.

Последнее, что я запомнил до того, как прийти в себя в лежачем положении и со связанными руками – это визг тормозов и тупой удар по голове. Понять, что моя попытка провалилась, я смог только сейчас, открыв глаза. И увидев над собой громилу с огромными кулачищами в черной униформе какой-то там службы.

– Ну, вот я же тебе говорю – это все путинская система, Хазан, я тебе точно говорю, – уверенным басом разглагольствует здоровяк.

– Ну, а ты за Путина-то не голосовал? – с усмешкой на лице спрашивает Хазан. – Хотя бы молча, не голосуя ни за кого.

– Послушайте, я все объясню… Я не… – у меня заплетается язык, но это неважно, потому что меня все равно никто не слушает, и я не могу толком пошевелить ни рукой, ни ногой, а голова просто раскалывается от боли.

– Нет, конечно, – уязвлено повышает голос здоровяк. – Диктатор должен уйти. Я на митинги за это ходил. Диктатор должен уйти!

– Ну, ты хоть знаешь, что это значит? Что значит «диктатор»?

Громила насупливается, почесывает лоб и пожимает плечами.

– Точно не знаю. Но знаю, что диктатор должен уйти. И все.

– Твоя взяла, – наконец обращает взгляд на меня Хазан. – Ты проснулась, спящая царевна?

– Я могу…

– Ни хера ты не можешь, – Хазан наступает мне на колено целой ноги, и я сжимаю зубы изо всех сил, стараясь не заорать от боли, будто это кого-то волнует. – Ты меня расстроил сильно. Злоупотребил доверием. Сейчас вот придется с этим разобраться. И разобраться радикально.

– Вот это все от гнилой системы они такие, – качает головой громила. – Никакого порядка в работе. Менталитет рабский и пронырливый.