Иван Солнцев - Полет курицы

– Хазан, – протягивает мне руку мужик.

Я пожимаю плечами, чтобы создать видимость легкомыслия и протягиваю в ответ руку.

– Погонялово, если что, – торопливо добавляет мужик, намекая на наличие более близкого моему слуху имени, но его внешность и так соответствует признакам славянина, а не татарина или другого иммигранта. – А тебя как звать?

– Костя, – без заминки отвечаю я.

– Смотрю, ты давно тут сидишь. Проблемы?

Что мужику вполне приличного, хотя и простого вида нужно от одинокого калеки, сидящего на бомжовской скамейке в Сосновке? Впрочем, мне, одолеваемому болью и полнейшей дезориентацией в происходящем, уже настолько плевать на последствия – снять с меня все равно нечего, а насилия я точно не боюсь, – что я отвечаю без запинок, как есть

– Да, вот в историю влип, – показываю на обрубок ноги. – Попал в аварию, все бабки украли. Жить, по ходу, негде.

– И работы нет?

– Работу я просрал. В аварии. Как и права.

– Лишили?

– Ага.

– Вот суки, – затягивается с нескрываемой злобой и быстро выдыхает дым. – На сколько?

– Не знаю. А толку-то мне от прав?

– Это ты зря. Глядишь, вернут – будешь на автомате отжигать, – похлопывает меня по плечу, буквально вынуждая кисло улыбнуться в ответ.

Человек, заговоривший со мной сам, первым и без особых поводов – для меня явление настолько феноменальное, что я оказываюсь дезориентирован еще сильнее. Но вместо того, чтобы отдалиться от Хазана, я просто беспечно осматриваюсь вокруг, вроде как ни о чем не переживая.

– Ну, а ты сам-то откуда? Не местный, наверное?

– Не местный, – пытаюсь отрубить эту тему сразу, начиная чувствовать подвох.

– Ну, я сам из Мурманска, – словно прощупав мое недовольство, быстро вставляет Хазан. – Вот, кручусь кое-как здесь. Просто увидел, что явно у тебя какие-то проблемы, а я и сам в свое время как-то на улице ночевал. А это тебе не шоколадка – с бомжами за ночлег воевать. Точно тебе говорю.

– Не знаю, – вздыхаю, всерьез задумавшись о словах Хазана. – Может, попробую домой вернуться.

– Ну, это тоже дело. Может, все заново начнешь, а?

– Ну, да, – мысли о том, что может быть в такой перспективе, едва не заставляют меня заплакать.

В этот момент я понимаю, что задушевный тон Хазана заставил меня ощутить всю соль ситуации, задуматься о происходящем по-настоящему и почти мгновенно разложить по полочкам все события за последние несколько месяцев. И само хреновое то, что я понимаю – найдись у меня рядом кто-то, кто поддержал бы меня тогда, после выписки и начни я жить по-новому, а не существовать в алкогольном бреду – и, быть может, все было бы гораздо лучше. Но правда в том, что у меня никого нет. И в том, что этот незнакомый мне мужик, с которым мы просто курим на лавочке в парке, оказывается мне ближе всех тех людей, что я знал на всем жизненном пути, потому что он – здесь и сейчас рядом, а те люди, в большинстве своем, даже не знают, что со мной произошло.

– Но я так тебе скажу, – продолжает Хазан. – В свое время я тоже задумывался о том, чтобы вернуться. Но что меня там ждало – я хрен его знал. То есть, перестрадать, пережрать столько говна ради того, чтобы отступить – вот это было страшно. Страшнее очередной ночи на теплотрассе. Вернуться домой оборванцем – вот чего я не хотел. Нет, ну ты прикинь – смотреть в глаза тем, кто тебя знал, и говорить – извините, ребята, я обосрался.

– Ага.

– Так что я решил не сдаваться. И ты не сдавайся, Костян. Будет и на нашей улицы праздник – с бабами, водкой и банькой!

Снова похлопывает меня по плечу – на этот раз, сильнее и увереннее. Тем временем, сигарета сама дотлевает у меня в руке, и я обжигаюсь и отшвыриваю хабарик прямо на асфальт. Скриплю зубами и протираю глаза, в которых начали копиться слезы. Хазан невозмутимо достает пачку и предлагает мне взять, сколько нужно. Я беру еще сигарету, только сейчас замечая, что это «парламент», и разговор продолжается.

– Ладно, это все лирика, – машет рукой Хазан и, докурив, выкидывает окурок в урну. – Вообще, я тебе могу работу предложить. На полном серьезе.

– Че за работа? – стараюсь своим тоном не показывать живой интерес.

– Ну, скажем так, творческая, – качает головой Хазан и поворачивается ко мне, опираясь на спинку скамьи. – Ты смотри, сейчас – по моему личному опыту, – у тебя самый важный момент в жизни. Ты должен понять – либо на дно и в говно и домой, либо карабкаться и выживать тут.

Молча киваю, давай понять, что это мне уже ясно.