Иван Солнцев - Полет курицы

Я открываю глаза и понимаю, что залежался на этом диване. Неплохо бы пообедать, но голода я не ощущаю, хотя в последний раз ел где-то вчера или позавчера. Встаю и оглядываюсь вокруг. Квартира стала удивительно похожа на меня самого. Больше прежнего. Теперь уже в ней не только моя жизнь и мои проблемы, но и я сам – разрушенный, сломленный, самозабвенный. Оставляю ключи в комнате и ухожу. Сегодня отличный день, чтобы прогуляться.

Можете назвать меня конченым идиотом – и, наверняка, уже назвали, начитавшись про мою жизнь выше, – но некоторые выводы я сделал уже тогда. Если ты – молодой парень, пусть даже калека без ноги, стоящий посреди улицы, совершенно потерянный, без денег и документов, обращаться за помощью к окружающим нет никакого смысла. Тебе никто ничем не поможет. Будь ты молоденькой девушкой, пусть даже со сломанной ножкой или вроде того, тебе наверняка помогут, обогреют, а может и возьмут к себе жить. Может, даже работу предложат – если согласишься, конечно. Тетку средних лет или бабушку тоже скорее пустят в зону своего сострадания. Будь ты дедом-пенсионером, оказавшимся на улице, тебе еще могут помочь – инвалиду особенно. Но если ты молодой парень, даже попавший в столь дерьмовую ситуацию, всем будет на тебя плевать. Все будут думать – какого хрена ты не работаешь из последних сил, ведь отсутствие ноги – не отсутствие головы. Я когда-то рассуждал также. И только оказавшись на своем собственном месте в этой ситуации, я понял свою неправоту. Наибольшее внимание, которое могут оказать люди в таком случае – это внимание ментов, которые могут забрать тебя в пьяном виде на пятнадцать суток, дав кров и даже пищу на этот срок. Но потеря пусть даже эфемерной свободы передвижения – это слишком даже для конченого неудачника.

Отличный осенний день. Солнечный и яркий, хотя и не очень теплый. Я наскреб мелочи на полторашку «охоты крепкой» и сижу на лавочке в Сосновке после длительной и сильно измотавшей меня прогулки. В моем кармане – голый ноль. Осознание всего этого уже не скрыть за легким опьянением от пива. Но цепляясь за жизнь и остатки самообладания, я просто глушу боль. Врач, подписывавший мою историю болезни, сказал, что фантомные боли, большей частью, живут в моей голове и со временем ослабнут и даже могут пройти – согласно той самой статистики, – но пока можно только принимать обезболивающее – не слабее кетанова или найса. Даже дал какой-то там рецепт. Но сейчас, даже подумывая приобрети обезболивающее, я не без удивления обнаруживаю, что в кармане у меня ни копейки, и все мое имущество – это потертые засаленные шмотки, оставленная по невнимательности у ларька по дороге в парк сумка с тряпьем, незаряженный мобильник-подарок за пятьсот рублей и эта самая полторашка «охоты». Еще есть сто рублей в сахарнице, но это скорее часть платы за аренду. Я вроде как стал бомжом, и мне не помешало бы найти способ вернуться в Липецк и вообще – отвалить от мегаполиса за сто первый километр, но зачем? Если здесь я не найду, что делать, то там-то уж точно буду прозябать на руках у знакомых и приятелей, которых в живых и в Липецке осталось трое или четверо человек. На каком из заводов нашей ОЭЗ понадобится одноногий дятел, который умеет только водить тачку и пить водку? Тачку, кстати, теперь я могу водить только на автомате, и то с трудом. Такой вот рост потребностей, ага.

На скамейку рядом со мной садится мужик, и я поправляю лежащие рядом костыли, чтоб ему не мешать. Взглянув на меня, он достает мобильник, что-то проверяет, а потом неторопливо вытягивает из кармана пачку сигарет. Достает сигарету себе и предлагает мне без особых прелюдий.

– Куришь?

Отказаться я считаю дурным тоном, хотя ни курить, ни пить, ни есть я уже не хочу. Выждав немного с пачкой в руке на случай, если я начну клянчить сигарет «на потом», мужик достает из кармана «вечную спичку», элегантно чиркает ей о коробок и дает прикурить мне, а затем и раскуривается сам. Я присматриваюсь к этому благодетелю и составляю его примерный портрет. Широкоплечий, с крупными, мужицкими руками, крупной гривой русых волос и тонким шрамом на правой щеке. Его лицо словно высечено из камня и полно напряжения, но когда он смотрит на меня, заметив мой изучающий взгляд, я замечаю, что его глаза – живые, контактные, гораздо моложе всего остального облика на вид. На нем кожаная куртка, тонкая белая кепка и синие джинсы. Ничего примечательного, обычный рядовой обыватель-работяга. Это располагает к нему, в отличие от тех парней в деловых костюмах, которые постоянно пытаются что-то продать тебе или продать тебя самого.