Харлан Кобен - Не говори никому. Беглец

Я, похолодев, повернулся.

— Он был в ячейке на имя Сары Гудхарт, вместе с фотографиями.

Я не верил своим ушам.

— Почему вы не сказали мне этого раньше?

Карлсон криво улыбнулся.

— Ах да, я же был плохим парнем, — вспомнил я. Затем, снова повернувшись к лифту, добавил: — Не вижу связи.

— А мне кажется, видите.

Я снова надавил кнопку.

— Вы ходили к Питеру Флэннери, — продолжал Карлсон. — Спрашивали его об убийстве Брэндона Скоупа. Я хочу знать почему?

Я нажал кнопку изо всех сил и не отпускал ее несколько секунд.

— Вы что, заблокировали лифт? — наконец догадался я.

— Да. Так почему вы навестили адвоката Флэннери?

Мой мозг заработал с неистовой скоростью. В голове промелькнула идея — довольно опасная для сложившихся обстоятельств. Шона поверила этому типу. Может, и мне сделать то же самое? Довериться ему хотя бы чуть-чуть?

— Потому что подозреваю то же, что и вы, — ответил я.

— Что именно?

— Что Киллрой не убивал мою жену.

Карлсон сложил руки на груди:

— А при чем тут Питер Флэннери?

— Вчера вы отслеживали все мои передвижения, верно?

— Верно.

— Я решил сделать то же самое. Проследить за действиями, которые Элизабет совершила восемь лет назад. Инициалы и телефон Флэннери были в ее ежедневнике.

— Понятно, — сказал Карлсон. — И что вы узнали от мистера Флэннери?

— Ничего, — соврал я. — Этот ход оказался тупиковым.

— А я, представьте, так не думаю, — не согласился Карлсон.

— Почему?

— Вы знаете, что такое баллистическая экспертиза?

— Видел что-то по телевизору.

— Попросту говоря, каждый пистолет оставляет уникальные, только ему присущие следы на вылетающей из его ствола пуле. Как отпечатки пальцев у людей.

— Это я знаю.

— После вашего визита к Флэннери я попросил своего человека провести баллистическую экспертизу ствола, лежавшего в ячейке на имя Сары Гудхарт. И знаете, что мы обнаружили?

Я покачал головой, хотя на самом деле знал.

Карлсон помолчал немного, чтобы придать своим словам больший вес, а потом сказал:

— Из пистолета, который вы унаследовали от вашего отца, когда-то убили Брэндона Скоупа.

Открылась дверь одной из квартир, оттуда вышла женщина с сыном-подростком. Мальчишка хныкал, опустив плечи, вся его фигура выражала упрямство и стремление добиться своего. Его мать поджала губы и высоко подняла голову, будто не желая ничего слушать. Карлсон пробормотал что-то в рацию. Пропуская семейство к лифту, мы сделали шаг назад, наши глаза встретились, и между нами проскочила искра молчаливого взаимопонимания.

— Агент Карлсон, вы верите в то, что я убийца?

— Честно? — спросил Карлсон. — Сильно сомневаюсь.

Любопытный ответ.

— Вы, конечно, знаете, что я не обязан отвечать на ваши вопросы. Я даже имею право позвонить Эстер Кримштейн и похоронить все, что вы пытаетесь сейчас сделать.

Он нахмурился, но спорить со мной не стал.

— И что дальше?

— Дайте мне два часа.

— На что?

— Два часа, — повторил я.

Карлсон задумался.

— При одном условии, — через пару секунд ответил он.

— Каком?

— Вы скажете мне, кто такая Лиза Шерман.

Вопрос меня озадачил.

— Никогда не слышал этого имени.

— Вчера вечером вы вместе с ней должны были лететь в Лондон.

Элизабет.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите, — отрезал я.

Звякнул сигнал прибытия лифта, двери разъехались. Мамаша с поджатыми губами и ее надутый упрямец-сын вошли в кабину и оглянулись на нас. Я махнул, чтобы они придержали дверь.

— Два часа, — снова сказал я.

Карлсон нехотя кивнул. Я прыгнул в лифт.

— Вы опоздали! — с деланым французским акцентом закричал на Шону щуплый человечек-фотограф. — И выглядите как — comment dit-on ? [19] Как бы это сказать? (фр.) — как из помойки!

— Умолкни, Фредерик, — бросила в ответ Шона, не заботясь о том, как на самом деле зовут фотографа. — Откуда ты, кстати, из Бруклина?

Тот воздел руки к потолку:

— Я не могу работать в таких условиях!

К ним уже спешила Арета Фельдман, агент Шоны.

— Не волнуйтесь так, Франк, наш гример быстренько приведет ее в порядок. Шона всегда выглядит будто чучело, когда приходит на съемку. Сейчас все будет нормально. — Понизив голос, она прошипела Шоне в ухо: — Что с тобой стряслось?

— Пусть он заткнется.

— Со мной-то не изображай примадонну.

— У меня была тяжелая ночь, ясно?

— Нет, не ясно. Иди гримируйся.

Увидев, в каком состоянии лицо Шоны, гример застонал от ужаса.