Харлан Кобен - Не говори никому. Беглец

Я подошел к дому, Линда и Шона уже спешили навстречу. Первой успела Линда — подбежала и обвила меня руками. Я обнял ее в ответ. Удивительно приятное ощущение.

— Как ты? — спросила сестра.

— Прекрасно, — ответил я.

Все мои заверения не помешали ей снова и снова, в различных вариациях, повторять этот вопрос. Шона остановилась в нескольких шагах от нас, вытирая слезы. Я поймал ее взгляд через плечо Линды и улыбнулся.

Объятия и поцелуи продолжились в лифте. Шона вела себя сдержаннее, чем обычно. Сторонний наблюдатель приписал бы это тактичности, желанию дать брату и сестре без помех проявить свои чувства. Сторонний наблюдатель не знал Шону. Та всегда оставалась собой, в любых обстоятельствах. Она бывала резкой, требовательной, забавной, сердечной, искренней, верной и преданной. Она никогда не притворялась и не носила масок. Если бы вы искали полную противоположность понятию «нежная фиалка», вам не пришлось бы долго выбирать. Шона была такой, какая она есть. Даже прямой удар в лицо не заставил бы ее отступить.

Я внутренне напрягся.

Когда мы вошли в квартиру, Линда и Шона обменялись многозначительными взглядами. Рука Линды соскользнула с моего плеча.

— Шона хочет сначала поговорить с тобой наедине, — сказала сестра. — Я буду на кухне. Сделать тебе сэндвич?

— Да, спасибо, — сказал я.

Линда поцеловала и обняла меня еще раз, как будто хотела увериться, что вот он — я, живой, из плоти и крови, а потом вышла из комнаты. Я взглянул на Шону. Она по-прежнему держала дистанцию. Я развел руками, будто спрашивая: «Ну?»

— Почему ты сбежал? — спросила Шона.

— Получил еще одно сообщение.

— По тому адресу, на «Бигфуте»?

— Да.

— Почему оно пришло так поздно?

— Потому что было зашифровано. Я не сразу сообразил.

— Как зашифровано?

Я рассказал про Бэтледи и «Тинейджеров-секспуделей».

— Так вот зачем ты использовал компьютер «Кинко»? Ты разгадал шифр, гуляя с Хлоей?

— Точно.

— И что было в том сообщении?

Я не мог понять, почему Шона расспрашивает меня так подробно. Человек она, как я уже говорил, открытый; детали обычно лишь путают ее, отвлекают от главного.

— Элизабет хотела, чтобы мы встретились в парке на Вашингтон-сквер вчера, в пять часов вечера. Предупредила, что за мной могут следить. И приписала, что, несмотря ни на что, любит меня.

— И поэтому ты бежал? Чтобы не пропустить встречу?

Я кивнул:

— Эстер сказала, что под залог меня освободят не раньше полуночи.

— Ты попал в парк в назначенное время?

— Да.

Шона качнулась ко мне:

— И что?

— Она не появилась.

— И, несмотря на это, ты убежден, что сообщения были именно от Элизабет?

— У меня нет других объяснений.

В ответ на мои слова Шона улыбнулась.

— Что? — спросил я.

— Ты помнишь мою подругу Венди Петино?

— Модель, — сказал я. — Глупая как пробка.

Шону явно насмешило мое определение.

— Как-то, — продолжила она, — Венди взяла меня с собой на обед к ее знакомому, «гуру-экстрасенсу». Клялась, будто он умеет читать мысли, предсказывать будущее и тому подобное. В тот момент гуру помогал ей общаться с погибшей матерью — та покончила с собой, когда Венди было всего-навсего шесть.

Я слушал Шону молча, не задавая лишних вопросов, так как знал: она никогда не говорит зря и рано или поздно все объяснится.

— И вот мы пообедали и перешли к кофе. Гуру — по-моему, его звали Омей — поглядел на меня блестящими пронзительными глазами, знаешь, как они обычно смотрят, и сказал, что чувствует — он так и сказал: «Чувствую» — мой скептицизм и предлагает высказать все, что у меня на уме. Ну, ты меня знаешь, я сказала ему, что он мешок с дерьмом и выкачивает из бедной Венди последние деньги. Омей не рассердился, что разозлило меня еще больше, и протянул маленький кусочек картона, размером с визитную карточку, попросив написать что-нибудь, что знаю только я: какую-то дату, чьи-то инициалы, все, что угодно. Я проверила карточку, она была пуста, но я все-таки решила использовать свою собственную. Ясновидец не возражал. Я достала визитку, Омей предложил ручку, однако я опять отказалась и взяла свою — боялась, что у него она с каким-нибудь секретом. Он снова согласился. Я написала твое имя. Просто: «Бек». Гуру взял картонку. Я следила во все глаза, не сделает ли он пальцами какой-нибудь фокус, но он просто передал ее Венди, а потом взял за руку меня. Закрыл глаза, затрясся, как в припадке, и, клянусь тебе, я почувствовала, как что-то прошило меня, какое-то непонятное ощущение. Омей открыл глаза и спросил: «Кто такой Бек?»