Давид Лагеркранц - Девушка, которая искала чужую тень

Хильда фон Кантерборг пила один бокал за другим, но, казалось, совсем не пьянела. Тем не менее она дрожала как осиновый лист. На лбу и груди блестели капли пота.

– Ракель Грейтц и Мартин Стейнберг, как и всегда, работали и с однояйцевыми близнецами, и с «двойняшками». Эти группы подлежали сравнению. Лисбет Саландер и ее сестра Камилла были включены в один из реестров Института медицинской генетики. Как объекты исследования, девочки казались идеальны. К матери Агнете также не возникло никаких претензий, но что касается отца…

– Он был настоящим монстром, – подсказал Микаэль.

– Высокоодаренным монстром, добавила бы я. И это делало девочек особенно интересными. Ракель хотела разлучить их, она была просто одержима этой идеей.

– Несмотря на то что обе девочки жили в родительском доме с матерью…

– Несмотря на это. Прошу понять меня правильно, я нисколько не защищаю Ракель, но… аргументов определить Лисбет в приемную семью находилось более чем достаточно. Отец, Залаченко, был буйный алкоголик.

– Его история мне хорошо известна.

– Я знаю, что она хорошо вам известна. Это был самый настоящий ад, Микаэль. Дело не только в буйстве отца и непрестанном насилии. Камилла с самого начала оставалась любимой дочерью Залаченко, и это наложило роковой отпечаток на отношения между сестрами. Сделало их врагами едва ли не с самого рождения.

Микаэль вспомнил Камиллу и убийство своего молодого коллеги Андрея Зандера и глотнул вина.

– Таким образом, – продолжала Хильда фон Кантерборг, – имелись все основания поместить сестер в разные семьи.

– Но Лисбет любила маму, – заметил Блумквист.

– Поверьте мне, я достаточно знала эту семью, – возвысила голос Хильда. – Быть может, Залаченко и удалось сломить Агнету, и в его присутствии она вела себя тише воды ниже травы. Но в отношении своих детей эта женщина была борцом! Ей угрожали. Ей предлагали деньги. Она получала неприятные письма с печатями государственных организаций, но упорно отказывалась участвовать во всем этом. «Лисбет останется со мной, – таков был ее неизменный ответ. – Я не предам ее». Она упиралась руками и ногами, благодаря чему процесс затянулся дольше, чем следовало. А дальше – с какой стороны ни посмотри – разлучать девочек стало поздно. Но Ракель не хотела сдаваться и вызвала меня в качестве посредника.

– Что же произошло?

– Мне трудно об этом говорить, потому что к тому времени я успела хорошо сблизиться с Агнетой. Мы стали подругами. Я так же, как она, боролась за то, чтобы Лисбет осталась с ней. Но Ракель упорствовала, и однажды вечером появилась у меня в сопровождении своего великана, Беньямина Форса.

– Это еще кто такой?

– Бывший соцальный работник и верный пес Ракель Грейтц. Не бог весть какой интеллектуал, зато ростом под два метра, широк в плечах и не в меру лоялен по отношению к своей начальнице. В свое время она помогла ему, когда Форс потерял сына в автокатастрофе, и за это он готов ради нее на все. Беньямину что-то около пятидесяти пяти, но он по-прежнему в прекрасной форме. Вообще, он по-своему чувствителен и даже нежен, иногда до смешного… Но Ракель от него нужно совсем другое. И в тот вечер на Лундагатан… – Хильда запнулась и глотнула розового вина.

– Да?

– Стоял октябрь, и было довольно холодно. Собственно, все произошло спустя несколько дней после гибели Карла. В тот день я ушла на вечер его памяти, что, конечно, не было случайным совпадением. Ракель тщательно спланировала и подготовила всю операцию. Камилла ночевала у подруги; дома были только Агнета и Лисбет. Девочке на тот момент исполнилось шесть лет. У нее ведь день рождения в апреле, если не ошибаюсь? Так вот… Мать с дочерью пили на кухне чай с тостами, и снаружи, на Шиннарвиксбергет, сильно мело.

– Откуда вы все это знаете?

– У меня целых три источника. Наш официальный рапорт – наименее надежный из них. Кроме него – версия Агнеты. Мы много говорили с ней о том вечере.

– А третий источник?

– Сама Лисбет.

Микаэль взглянул на нее с удивлением. Он знал, как неохотно Лисбет рассказывает о своей жизни. Сам Блумквист до сих пор ничего не слышал об этом вечере. Даже от Хольгера Пальмгрена.

– Так что же все-таки там произошло?

– Должно быть, тому минуло вот уже десять лет, – продолжала Хильда фон Кантерборг. – Тогда Лисбет много расспрашивала меня о своей матери, и я рассказывала ей все, что могла. Я представила Агнету как сильную и умную женщину, и Лисбет это явно понравилось. Мы долго беседовали с ней у меня дома, в Сканстулле, прежде чем Лисбет рассказала мне эту историю. Для меня это было как удар ниже пояса.