Патриция Корнуэлл - Мясная муха

— Побольше сливок и сахар. Что же вы мне прислуживаете, а я без дела сижу? — Она вскакивает со стула.

— Садись, садись, — Скарпетта передает Ник кофе. — Вот круассаны и сэндвичи. Не стесняйся.

— Но когда вы учились в медицинской школе, то не были...

Ник хотела сказать простушкой, но удержалась.

— Майами — это же не богом забытая Луизиана. Все ребята в моем классе из больших городов.

Ник задерживает взгляд на чашке доктора. Руки Скарпетты абсолютно спокойны, когда она подносит чашку ко рту. Она пьет черный кофе и даже не притрагивается к еде.

— Когда шеф сказал мне, что отделу предложили полностью оплаченное место в Академии и что я поеду, вы не представляете, что я почувствовала, — продолжает Ник, переживая, что слишком много говорит о себе. — Я, правда, не могла в это поверить, и мне пришлось через многое пройти, прежде чем я смогла покинуть дом почти на три месяца. Потом я приехала сюда, в Ноксвиль, и здесь мне очень повезло с соседкой по комнате, Ребой. Не могу сказать, что было весело, и сейчас я ужасно себя чувствую: сижу тут и жалуюсь... — Ник явно нервничает, ставит чашку на стол и снова хватает ее. — Особенно вам.

— Почему — особенно мне?

— Сказать по правде, я надеялась вас впечатлить.

— Тебе это удалось.

— Вы не производите впечатление человека, которому нравится нытье, — Ник смотрит на Скарпетту. — Хоть люди и к вам не всегда хорошо относятся.

— Что ты имеешь в виду? — смеется Скарпетта.

— Я неточно выразилась. Люди завистливы. У вас были свои войны. Я хотела сказать, что вы не жалуетесь.

— Скажи это Розе, — весело замечает Скарпетта.

Ник задумывается. Она точно знает, кто такая Роза, но никак не может вспомнить.

— Мой секретарь, — объясняет Скарпетта, отпивая кофе.

Повисает неловкая пауза.

— Что же случилось с остальными двумя? — спрашивает Ник.

Скарпетта недоуменно смотрит на нее.

— С теми двумя женщинами из вашего класса?

— Одна ушла. Другая, по-моему, вышла замуж и бросила медицину.

— Интересно, что они сейчас чувствуют? Может, сожаление.

— Им, наверное, тоже интересно, что чувствую я, — отвечает Скарпетта. — Тоже, видимо, думают, что сожаление.

— Сожаление? Вы? — удивляется Ник.

— Иногда чем-то приходится жертвовать. Трудно принять того, кто отличается от других, такова человеческая природа. Обычно ты этого не понимаешь, пока не добиваешься всего, чего хочешь в жизни. А когда это происходит, очень часто в награду получаешь ненависть, а не восхищение.

— Я не думаю, что я необычная и что меня ненавидят. Возможно, меня иногда несправедливо критикуют, но я не сбегу из-за этого обратно домой, — быстро отвечает Ник. — Если я из маленького участка, это не значит, что я тупая, — настроение у нее поднимается, она горячо продолжает: — Я им не какой-нибудь болотный лангуст...

— Кто-то в классе называл тебя лангустом?

— Господи, да никто из них и лангуста-то никогда не ел. Они, наверное, думают, что это какая-нибудь рыба, ползающая по дну, или что-то в этом роде.

— Понятно.

— Я знаю, что вы имеете в виду. Думаю, что знаю, — говорит Ник. — В Закари всего двое патрульных — и те женщины. И один следователь — я! И дело вовсе не в том, что наш шеф не любит представительниц слабого пола. У нас даже мэр — женщина. Но чаще всего, когда я нахожусь в столовой, готовлю кофе или, например, ем, я там единственная женщина. По правде сказать, я об этом не задумывалась. Но стала думать об этом здесь, в Академии. Я понимаю, что, наверное, слишком яростно пытаюсь доказать, что никакая не деревенщина, и это всех раздражает. Ну ладно, я знаю, вам пора идти, а то пропустите самолет. Наверное, вам еще вещи собрать надо.

— Не так быстро, — отвечает Скарпетта, — мы еще не договорили.

Напряжение Ник исчезает, и когда она начинает говорить, голос ее звучит более уверенно:

— Знаете, самые приятные слова, сказанные мне за эти два с половиной месяца, произнесла Реба. Она сказала, я чем-то похожа на вас. Конечно, она была пьяна тогда. Надеюсь, вы не считаете это оскорблением.

— Единственный человек, кого бы ты могла этим оскорбить, это ты сама, — скромно отвечает Скарпетта. — Я немного старше тебя, если верить тому, что написано в твоем заявлении.

— В августе мне тридцать шесть. Удивительно, как вы все запоминаете.

— Это моя работа, знать о людях как можно больше. Очень важно уметь слушать. Многие только и занимаются тем, что строят предположения, слишком поглощены собой, чтобы слушать. А в морге, где я работаю, мои пациенты говорят очень тихо и не прощают, если я не услышу и не выясню о них все.