Патриция Корнуэлл
Точка отсчета
Каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть.
Первое послание к коринфянам, 3:13
С любовью — Барбаре Буш
Эй, ДОК,
Тик-ток.
Пламя, пила и кости.
Дома одна?
Вот тебе на!
Или ждешь ФИБА в гости?
Помнишь темный свет,
Страх и поезд, нет?
Поездпоездпоезд.
ГНКГ ждет фото.
Приходи навести.
Третий этаж мой.
Ты мне, я тебе.
Люси еще с тобой?
На ТВ Люси-Бу.
Садись на мою трубу.
Потанцуем, попоем,
А потом крылом махнем.
Шшшшшшш,
Слышишь, ДОК,
Тик-ток,
Тик-так.
Подожди, увидишь, так?
Кэрри Фазаний Двор Женское отделение «Кирби» Остров Уорд, Нью-Йорк
Бентон Уэсли снимал кроссовки у меня на кухне, когда я прибежала к нему, дрожа от страха, ненависти и напомнившего о себе ужаса прошлого. Письмо Кэрри Гризен оказалось в стопке писем и прочих бумаг, где и пролежало до того момента, когда я решила спокойно выпить чаю с корицей в тиши своего дома. Было воскресенье, восьмое июня, и часы показывали тридцать две минуты шестого.
— Полагаю, она прислала это в твой офис, — сказал Бентон, стягивая белые найковские носки.
Похоже, случившееся нисколько его не взволновало.
— Роуз не читает письма, если они помечены «лично» или «конфиденциально», — заметила я, хотя в таком напоминании и не было необходимости — он прекрасно об этом знал.
— А может быть, и зря. У тебя здесь, как выясняется, куча поклонников.
Лишенные сочувствия слова резали, словно бумага.
Бентон сидел, опустив на пол бледные босые ноги, упершись локтями в колени и опустив голову. По плечам и рукам с хорошо развитой для мужчины его возраста мускулатурой стекали капельки пота, и мой взгляд соскользнул с колен и бедер на голени с полоской от резинки носков. Проведя ладонью по влажным серебристым волосам, он откинулся на спинку стула, вытер лицо и шею полотенцем и пробормотал:
— Господи, я слишком стар для всей этой ерунды.
Он глубоко вздохнул и с нарастающей злостью выдохнул. Потом взял лежавшие на столе часы «Брейтлинг-аэроспейс» в корпусе из нержавеющей стали — мой подарок на Рождество — и защелкнул их на запястье.
— Черт бы побрал их всех! Ну что за люди — хуже рака. Дай взглянуть.
Письмо было написано от руки нарочито неуклюжими красными печатными буквами, а вверху листа красовался хохолок какой-то птички. Нацарапанное под ним загадочное латинское слово ergo, или следовательно, не говорило мне в данном контексте совершенно ничего. Взявшись за уголки, я развернула лист простой белой печатной бумаги и положила на старинный французский столик. Бентон даже не прикоснулся к письму, хотя оно в скором времени могло стать вещественной уликой, но я видела, с каким вниманием его взгляд сканирует каждое слово странного послания Кэрри Гризен.
— Судя по почтовому штемпелю, отправлено из Нью-Йорка, а там много писали о ее процессе, — сказала я, продолжая рационализировать и отыскивать причины, которые позволяли бы надеяться, что письмо написано не ею. — Одна сенсационная статейка появилась всего лишь две недели назад. Так что именем Кэрри Гризен мог воспользоваться кто угодно. А что касается моего адреса, то он и вовсе не является какой-то закрытой информацией. Весьма вероятно, что письмо написано совсем и не Кэрри Гризен. Наверное, какой-нибудь сумасшедший.
— Весьма вероятно, что оно от нее, — продолжая читать, бросил Бентон.
— По-твоему, письма пациентов психиатрической больницы никто не просматривает? — попробовала возразить я, чувствуя, как сгущается страх, обволакивающий мое сердце.
— "Сент-Элизабет", «Бельвью», «Мидхадсон», «Кирби». — Он и головы не поднял. — Кэрри Гризен, Джон Хинкли-младший, Марк Дэвид Чепмен [1] — все они пациенты, а не заключенные. Люди, находящиеся в исправительных заведениях и психиатрических центрах, пользуются такими же, как мы, гражданскими правами. Они создают доски объявлений для педофилов и продают информацию серийным убийцам. Ну и, конечно, пишут язвительные письма главным судмедэкспертам.
Теперь в голосе Уэсли чувствовалась злость, в словах — четкость, даже резкость. В глазах, когда он поднял голову и посмотрел на меня, горела ненависть.
— Кэрри Гризен смеется над тобой, док. Над ФБР. Надо мной.
— Над фибом, — пробормотала я.
Наверное, в других обстоятельствах это показалось бы мне смешным.
Читать дальше