Патриция Корнуэлл: Мясная муха

— Это мой лифчик, — небрежно замечает она женщине-полицейскому, та вздрагивает от звука ее голоса. Они нервничают больше, чем думала Люси. — Черт, все время забываю вытащить вставки, сменить его на спортивный или вообще не носить. Мне правда очень неудобно, что доставила вам столько хлопот, офицер Вашингтон, — она прочитала имя на бэдже. — Спасибо вам за хорошую работу. Что за время! Я понимаю, боевая готовность на случай теракта.

Люси оставляет озадаченного офицера, забирает с подноса свои часы и монеты и легко подхватывает остальные вещи. Сидя на холодном полу, в стороне от проходящих пассажиров, она надевает кроссовки, даже не трудясь их зашнуровать. Готовая быть приветливой и дружелюбной с любым офицером полиции или служащим аэропорта, Люси достает из заднего кармана билет и паспорт, зарегистрированные на одно из ее вымышленных имен.

Она невозмутимо проходит по десятому терминалу, шнурки кроссовок болтаются, и садится в «Конкорд», рейс 01. Бортпроводница улыбается Люси, проверяя билет.

— Место 1С, — она указывает на первый ряд, сиденье с высокой спинкой возле прохода, словно Люси никогда не летала на «Конкордах».

Последний раз это было под другим вымышленным именем, тогда она носила очки и зеленые линзы, волосы ее были выкрашены легко смываемой сине-фиолетовой краской, чтобы соответствовать фотографии на паспорте. Она была музыкантом. Хотя никто в принципе не мог знать несуществующую техно-группу «Желтый Ад», многие сказали: «Да, я о ней что-то слышал! Крутая группа!»

Люси рассчитывает на неумение людей замечать, на их страх показаться несведущими, на то, что они легко принимают ложь за правду. Она рассчитывает на своих врагов, которые замечают все, что происходит вокруг, и, глядя на них, она тоже замечает все, что происходит вокруг нее. Например, когда на паспортном контроле офицер долго возился с ее документами, Люси не удивилась, она прекрасно понимала, почему службы безопасности стоят на ушах. Примерно в ста восьмидесяти двух странах в Интернете появилась информация о том, что Интерпол разыскивает некоего Рокко Каджиано, обвиняемого в убийстве. Заполучить Рокко хотели сразу две страны — Италия и Франция. Рокко и знать не знал, что он в розыске. Он не догадывается, что Люси послала сведения в Центральное бюро Интерпола в Вашингтоне, где информацию перепроверили, прежде чем она добралась по Интернету до штаба Интерпола в Лионе. Именно там информацию о розыске напечатали и разослали правоохранительным органам многих стран. Все это заняло лишь несколько часов.

Рокко не знаком с Люси, но знает, кто она. Она, в свою очередь, тоже очень хорошо знает его, хотя они никогда не встречались. Сейчас, когда Люси пристегивает ремни и воздух взрывается шумом моторов, она не может дождаться встречи с Рокко Каджиано. К тому времени как она приземлится в Восточной Европе, гнев, подогревающий ожидание, сменится нервным волнением.

— Надеюсь вам не так плохо, как мне, — говорит Ник.

Они сидят в гостиной роскошного номера Скарпетты в «Мариотте» и ждут заказанный завтрак. Девять часов утра, Ник уже дважды осведомилась о здоровье Скарпетты, до сих пор не веря, что все это происходит с ней. Польщенная приглашением, Ник все-таки не может понять, почему выбор пал на нее.

Почему я? — крутится у нее в голове. — Может, она меня жалеет?

— Бывало и лучше, — улыбается Скарпетта.

— Все Моряк со своим вином. Но это еще ничего, он приносил и похуже.

— Уж не знаю, что может быть хуже, — вздыхает Скарпетта. В дверь стучат. — Если только яд. Извини меня.

Она встает с дивана. Привезли завтрак. Скарпетта подписывает чек и не скупясь дает официанту чаевые.

— В номер Моряка, 106, кажется, можно ходить, как на водопой, — говорит Ник. — В любое время приходишь со своей выпивкой и сливаешь ее в ванную. Около восьми он притаскивает в комнату двадцатифунтовые мешочки со льдом. Слава богу, что он на первом. Я была там однажды.

— Один раз за два с половиной месяца? — Скарпетта внимательно смотрит на нее.

Когда Ник вернется в Луизиану, ее ждут расследования, возможно, самых страшных убийств в ее жизни. Пока она не обмолвилась о них ни словом, и Скарпетта беспокоится за нее.

— Когда я училась на медицинском факультете в университете Джонса Хопкинса, — рассказывает Скарпетта, разливая кофе, — у нас в классе было всего три женщины. Если где-нибудь и стояла ванная с пивом, могу тебя заверить, мне никогда не говорили. Что тебе положить?