Гарольд Роббинс - Стилет (другой перевод)

\ Лук снова взяла газету, но Чезарио заговорил, и она подняла голову. Он стоял, опершись на подоконник, и глядел вниз.

— Я насмотрелся на этих людишек в итальянской деревне, когда был мальчишкой. Ты только погляди, как они хохочут, орут, суетятся, снуют повсюду в поисках какой-нибудь еды…

Лук подошла к нему и встала рядом.

— И тем не менее, похоже, они счастливы, — сказала она.

Он покосился на нее и снова уставился в окно. В голосе его было неподдельное изумление.

— Вот это мне и непонятно! Чему они так рады? Что у них есть в этой жизни, чего нет у нас? Неужели им не известно, что этот мир создан для тех немногих, кто умеет брать? Они должны это знать, не могут не знать! И все-таки они смеются, радуются, делают детей…

Она украдкой поглядела на него. Ей вспомнилось то время, когда она была совсем ребенком. Какое радостное оживление приходило в их маленький город в дни ярмарок и распродаж… Бедный Чазарио! В мире есть столько вещей, о существовании которых ты даже не подозреваешь!

— Быть может, у них есть надежда… — сказала она.

— Надежда? — он расхохотался. — Это слово придумали мечтатели.

Она еще надеялась, что он поймет ее.

— Быть может, у них есть вера. Он снова смеялся.

— Слово, которое придумали попы!

Она не удержалась и положила ладонь на его обнаженную руку. А вдруг через прикосновение ему передадутся чувства, нахлынувшие на нее!

— Быть может, у них есть любовь… — проговорила она тихо. Он обернулся к ней и, заглянув в глаза, отстранился. — Из всех лживых слов это — самое лживое! Его придумали женщины, чтобы покрасивей обозначить свои физиологические нужды. Лю-бовь! Тьфу!

Лук отвернулась и села в кресло. Взяла газету, но строчки расплывались. До странности знакомая сверлящая боль пронзила тело.

— Возможно. Но тогда — я не знаю, — с запозданием ответила она.

Он подошел к ней и встал рядом, глядя сверху вниз. Она не поднимала глазах. Ей не хотелось видеть знакомую жестокую усмешку, блуждающую на его лице. За две недели она достаточно на это насмотрелась. Юн улыбался так всегда, когда хотел войти в нее.

— Все верно, ты не знаешь, — сказал он. — И никто не знает. Только у меня хватает смелости смотреть правде в глаза. А там — пустота! Там — ничего, кроме желания существовать. И для большинства не важно даже — как? Только бы существовать, день за днем. Год за годом. Зачем? Ни за чем! — он почти кричал.

Лук хотела ответить, но раздался стук в дверь. Оглянувшись на Чезарио, она увидела в его руке стилет.

— Да? — отозвалась она. Голос портье сообщил:

— Я принес вечерние газеты, мэм!

— Оставьте под дверью, — попросила она. — Я заберу их немного позже.

— Да, мэм! — ответил голос.

Послышались удаляющиеся шаги. Потом все стихло.

Лук встала с кресла, подошла к двери и, быстро распахнув ее, ногой затолкала газеты в комнату. И тотчас захлопнула дверь. Подобрала газеты с пола и снова устроилась в кресле, разворачивая одну из них.

Не сдержавшись, он выбил газету из ее рук.

— Когда ты прекратишь обсасывать эти гнусные газетенки?! — заорал он. Отошел к окну и встал там, уткнувшись в раму лбом.

Лук терпеливо потянулась за упавшей газетой и вдруг увидела снимок.

— Чезарио! — воскликнула она. — Смотри! Она вернулась!

Всю последнюю страницу «Джорнэл-Америкэн» занимало фото, на котором улыбалась и махала рукой снимающему ее фотографу Илина. Надпись под фотографией гласила: «Баронесса возвращается после заграничной поездки».

Группа мужчин в кабинете Беккета тесно сгрудилась возле стола. Из динамика послышался голос Илины:

— Алло…

Потом взволнованный и торопливый голос Чезарио:

\— Ты получила ответ?

Схватив трубку другого телефона, один из детективов уже давал кому-то указания.

— Чезарио, это ты? У тебя все хорошо? — спрашивала Илина.

Беккет напряженно смотрел на агента с телефоном.

— Юна задержит его, сколько сумеет. Скорее!

— Делаем все возможное! — уверил агент.

— Я получила… — слышался голос Илины. — Но, Чезарио, мне не совсем понятно…

— Неважно! — перебил он. — Читай, что там? Голосом, полным недоумения, она произнесла:

— Луна взойдет сегодня ночью…

Раздался резкий щелчок, и репродуктор умолк. Чезарио повесил трубку. Голос Илины продолжал взывать:

— Чезарио! Чезарио! Не слышу! Ты где?.. Беккет посмотрел на агента:

— Засекли?

Тот удрученно покачал головой:

— Не успели. Слишком быстро отключился… Голос Илины все еще звал: